Семья Звонаревых
Шрифт:
Солдаты постепенно успокоились.
Узнав о причине бунта, Гирштейн всё ещё дрожащим от страха голосом поблагодарил Звонарёву за своё спасение и затем рассказал:
— Фон Валь считает, что необходимо умерщвлять русских раненых, если они попадут к нам в руки.
— Почему же сразу не сообщили мне об этом?
— Боялся мести. Конечно, это есть малодушие с моей стороны, оправдывался Гирштейн.
— Придётся немного погодя Вас обоих отправить с пункта. Иначе трудно ручаться за Вашу безопасность.
Желая избежать самосуда,
— Стереги немца, чтобы не сбежал! — приказала она солдату.
24
После этого Звонарёва занялась перевязками. Теперь ей ассистировал Гирштейн.
Около четырёх часов дня Хоменко возобновил наступление. Его полку предстояло атаковать сильно укреплённую деревню Пальча. Борейко по его приказу сосредоточил на ней огонь своих батарей.
С наблюдательного пункта было видно, как сметались целые хаты, рушились каменные здания, горели сараи.
— Через час от деревни останется одно воспоминание, тогда мы и пойдём вперёд, — проговорил полковник. — А сейчас ударьте, сынку, шрапнелью.
Борейко отдал нужные распоряжения.
Через минуту все три лёгкие батареи, включая и трофейную батарею Крутикова, начала осыпать немецкие цепи свинцовым дождём.
Надежды Хоменко на то, что через час можно будет захватить Пальчу, не оправдались. Едва русские цепи поднялись в атаку, как были встречены ураганным огнём немецких батарей. Стало очевидно, что германцы успели подтянуть резервы к этому участку. Решено было отложить операцию до рассвета следующего дня.
С наступлением сумерек артиллерийская стрельба почти прекратилась. В тылу началась обычная ночная жизнь: подвозились снаряды, продовольствие, эвакуировались тяжелораненые.
В деревне Ставки, теперь прочно занятой Кузнецким полком, в одной из немногих уцелевших халуп расположился штаб Хоменко.
Рядом разместилась рация Борейко. Сюда вечером подошла Варя.
— Надеюсь, теперь мне можно занять под перевязочный пункт хату, что я ещё вчера облюбовала? — спросила она у полковника.
— От неё, доченька, осталась лишь яма да куча мусора. Наш общий друг Борейко разбил её своими снарядами.
Варя вздохнула и отправилась подыскивать новую хату для своего пункта. Вскоре подошли Ветрова, Ирина и санитары, на несколько минут появился Емельянов. Теперь он был очень любезен со Звонарёвой и обещал ей всякое содействие.
— Вы, Варвара Васильевна, будете работать на передовой, а я организую эвакуацию дальше в тыл, — предложил он.
— Надо сначала наладить доставку раненых с передовых позиций к перевязочному пункту, — ответила Звонарёва.
— Это Красного Креста не касается, наше дело — глубинная эвакуация.
Спор решил Хоменко, предложив Емельянову состоять при штабе полка.
С темнотой к штабу подъехали походные кухни. К ним тотчас потянулись солдаты с котелками. Хоменко начал
— В третьей и четвёртой ротах артельщиков и кашеваров отправить в строй за плохую пищу и маленькие порции, — приказал он адъютанту.
— Мы, Ваше высокоблагородие, тут ни при чём! Что нам дают, то и делаем, — запротестовали было солдаты.
— Дайте-ка сюда фонарь, — приказал полковник и затем осветил физиономии каждого из них.
Лица были загорелые, краснощекие, лоснящиеся от жира.
— Подь сюда, хлопчик, — окликнул Хоменко одного из солдат с котелком. — Ось, бачь, яки хлопцы в строю! — осветил полковник худое, обросшее щетиной и усталое лицо. — А они понажрали себе ряжки за солдатский счёт. Отправить их в окопы да присмотреть, чтобы не убежали.
— Правильно! Командир бьёт в самую точку. Буде им мясными порциями торговать, — загомонили солдаты. — Пора нашей крупе [1] пороху понюхать…
1
Крупа — так презрительно называли кашеваров и артельщиков
К ночи в штабе полка собрались командиры батальонов и всех батарей, расположенных на участке Кузнецкого полка. С Борейко пришёл худощавый, болезненного вида командир только что подошедшей дальнобойной батареи пушек Виккерса — капитан Вышеславцев. Артиллеристы сели по одну сторону стола, напротив расположились пехотинцы.
Хоменко сообщил, что за истекший день полк захватил шесть орудий, тысячу двести пленных. Правда, и потери составляют сто пятьдесят убитыми и девятьсот двадцать ранеными. Затем он предупредил, что на следующий день полк продолжит наступление в направлении на город Луцк.
— По плану завтра к вечеру мы должны захватить станцию Киверцы под Луцком, хотя генерал Каледин сомневается в выполнении этого. Но такова поставленная нам задача, — закончил свою речь полковник.
— Интересно, в чём не сомневается генерал Каледин? — бросил с места Кремнёв.
— Очевидно, в том, что рано или поздно немцы нас всё-таки побьют, отозвался Борейко.
— По-моему, Каледин прав. До Киверцов почти двадцать вёрст отсюда. Едва ли мы сможем за день с боем пройти такое расстояние, — усомнился один из командиров батальонов.
— Як наши гарматчики поддадут немцу жару, так они уси побегут, теряя штаны по дорози. Вам, господа офицеры, только и останется, что догонять их. Не правда ли, сынку? — обратился полковник к Борейко.
— Раз Вы, батько, собираетесь завтра так далеко продвинуться в расположение противника, то и нам придётся подтянуть вперёд наши пушечки. Дальнобойную батарею и тяжёлую я поставлю за самыми ставками, лёгкие и мортирная батареи будут сопровождать Вас в наступлении. Вот мне со своими двенадцатидюймовыми перебраться потруднее.