Сень
Шрифт:
— В лабораторных дозах я могу их изготовить на два-три десятка человек. За год столько изготовить могу, причем если ничем другим не заниматься. А для массового производства без моего личного участия нужная автоматика… я же из-за этого в ИПМ и пошла, мне управляющие программы для всей этой автоматики требуются. А вы по этой части все же попинайте разработчиков кристаллов: пока мы делаем микросхемы на пятисантиметровых пластинах, у нас больше десяти процентов годных не выходит, а если… когда перейдем на пластины хотя бы в семьдесят миллиметров, то скорее всего будем получать годных микросхем вчетверо больше.
— А куда нам столько? Сейчас же ежесуточно мы и так производим больше полусотни готовых вычислительных машин.
— Вот когда будем их выпускать по тысяче в сутки, то и результат увидим: как там у Гегеля было, переход количества в качество? По хорошему их надо ставить на каждом предприятии, даже на предприятии общественного питания.
— В столовых что ли? А зачем…
— Учет и контроль. В столовые, конечно, можно и попроще машины ставить, а вот в системе противовоздушной обороны…
— Ладно, у себя в конторе командуй. А я… займусь этим вопросом. Ты вроде говорила, что такую машину нужно будет в каждую ракету ПВО ставить?
— Было бы неплохо. Ладно, побежала…
Вообще-то с вычислительной техникой дела шли — если посмотреть на другие страны — просто великолепно. Те полсотни машин, о которых упомянул Берия, были новенькими сорокавосьмиразрядными, с памятью в четверть миллиона «слов» и с быстродействием уже за миллион операций в секунду. Причем в них уже были реализованы однотактные операции умножения, поэтому реальная производительность новых микропроцессоров уже на пару порядков превосходила первые (еще Танины) образцы. Чем, конечно, активно пользовались в том числе и разработчики ракетных систем ПВО — и Лаврентий Павлович, будучи в курсе этих работ не только как руководитель всех работ Спецкомитета, но и как отец одного из главных конструкторов систем противовоздушной обороны, к полупроводниковой промышленности относился очень серьезно.
И понимал, что полусотни готовых вычислительных систем в сутки для страны все же очень мало — но все работы по увеличению производства упирались в кучу серьезных препятствий. И — сколь ни прискорбно было это осознавать — в тихий саботаж научного сообщества. «Старого» научного сообщества: в компьютерных проектах большинство ученых были очень молоды, и «старшее поколение» пятой точкой чувствовало, что эта молодежь может быстро спихнуть их с «научного Олимпа» на обочину современной прикладной науки. Методы борьбы с саботажем в принципе-то имелись, но Иосиф Виссарионович их категорически не одобрял…
Одиннадцатого сентября главный судья города Хантсвилл, прождав полчаса, довольно резко поинтересовался у вошедшего в здание суда генерала Тофтоя:
— Ну и где эти ваши чертовы немцы?
— Извините, на сегодня мероприятие вынужденно отменяется. Какие-то немытые скоты поставили в столовую некачественные продукты и половина персонала арсенала сейчас бегает между койками в госпитале и госпитальным же сортиром. А главный чертов немец… ему, по словам врачей, наше гражданство уже не потребуется: я не очень хорошо разбираюсь в медицинской терминологии, но слово «морг» прекрасно понимаю. И раз уж я здесь олицетворяю федеральную власть, то этой властью я переношу мероприятие на… до выздоровления оставшихся немцев. Армия оповестит суд о новой дате принесения присяги на верность…
В этот раз пожилая швейцарская немка воспользовалась «Стратокрузером» компании «Пан Америкэн», вылетавшим из Лондона. С визой проблем у нее не было, поскольку весной она попросила многократную, ведь дела по наследству иногда тянутся очень долго. Но ведь человеку не нужно все это время сидеть у порога здания суда, чаще бывает достаточно все вопросы пару раз с адвокатом обсудить — так что обратно в Европу она вернулась уже через три дня. Таню во всей этой транспортной эпопее удивило лишь то, что в США вообще никто не поинтересовался, а существовал ли когда-то какой-то немец, очень неожиданно усопший в далеком Бисмарке. Хотя вряд ли швейцарская немка просто для удовольствия проводила по двенадцать часов в кресле самолета, да еще и платя за столь утомительное времяпрепровождение по несколько тысяч долларов…
Лаврентий Павлович правда сильно напрягся, когда узнал (из заслуживающих его доверия источников) о мелкой неприятности, случившейся в Рэдстоунском арсенале, и немедленно потребовал… то есть очень вежливо попросил Таню «при случае навестить его». А раз человек просит, да еще вежливо, то почему бы и не удовлетворить его просьбу?
— Таня, я же тебя просил… нет, мы же тебе запретили!
— Что запретили?
— Проблемы… некоторые решать, вот что!
— Какие проблемы? Я готовлю пуск завода по производству сывороток, а это вы даже не представляете какой геморрой! Ведь взрослые — это вообще не дети, им целых восемнадцать разных сывороток готовить нужно, к тому же еще и три из них имеют разные версии, заточенные под группы крови. А математики, которые мне программы пишут, в химических технологиях понимают чуть меньше, чем вообще ничего, и мне все их программы проверять приходится, причем не по одному разу! Вот это — да, проблемы, я скоро вообще забуду, как люди спят. И сдохну от переутомления, а вы потом будете горько по этому поводу плакать.
— А если ты такая трудолюбивая и занята круглые сутки, на кой черт тебя в Берлин носило?
— Не в Берлин, а в Йену: мне на Цейссовских заводах оптические датчики делали. Ну что могу сказать: немцы работать умеют, но если их постоянно не пинать, то они работают как им удобнее, а не как надо. Шесть поляризационных светофильтров пришлось переделывать, шесть! А еще они требовали, чтобы я и испорченные оплатила!
— А ты…
— А я оплатила, иначе они бы правильные не сделали. Лаврентий Павлович, а у нас в СССР кто оптикой руководит? То есть какое министерство оптическим производством занимается? Конечно, за десяток-другой фильтров можно и вдвое переплатить, но ведь как процессы наладятся, то их многие сотни потребуются…
— Таня, я не сомневаюсь, что ты в Йене была, и что фильтры эти там получила. Меня один вопрос интересует: а пока ты ждала их изготовления, тебя в Алабаму случайно не заносило?
— А что я там забыла? Там же, если я не путаю, зерно всякое выращивают, в основном вроде кукурузу. А мне кукуруза не нужна, да и в СССР она выращивается.
— Там еще арсенал один есть.
— Но вы же прекрасно знаете, что я хоть пистолет, хоть пулемет лучше любого американского сделаю, даже не приходя в сознание лучше сделаю. Или вы… ладно, я сделаю вид, что не обиделась.
— А я тогда сделаю вид, что тебе поверил. Тогда последний вопрос, даже два: что за гадскую химию ты подсунула Надирадзе? Я потому спрашиваю, что он теперь предлагает твердотопливную стратегическую ракету сделать. Это реально? Не хотелось бы деньги на ветер…
— Я ему предложила использовать динитрамид аммония, с ним удельный импульс получается как у жидкостной ракеты с гептилом и амилом, ну, чуть поменьше. Он, конечно, подороже перхлората, раз в десять дороже — но для боевой ракеты это не сильно страшно. Зато ракету Александр Давидович межконтинентальную сделает, на ней с разгонной ступенью и спутники запускать при нужде можно будет.