Сень
Шрифт:
— Судя по всему, у русских всю программу по ракетам ведет какая-то специальная организация. Я думаю, что и нам нужна такая же: ВМС и армия сейчас, мне кажется, просто мешают друг другу — а результата нет ни у тех, ни у других. Спасибо, Аллен, ты мне помог… хотя бы разобраться с тем, почему русские нас обошли. Но если тебе удастся что-то накопать… Итак, господа, — президент обратился уже к генералам из Пентагона, — мы должны уже в этом году запустить свой сателлит. И сейчас вы мне расскажете, что вам для этого требуется…
В конце мая на орбиту вышел второй советский спутник. На низкую орбиту, и
Для этих «нагрузок» даже бункер специальный был выстроен, хотя сами ракетчики особого смысла в них не видели: установка боеголовки на полностью собранную ракету даже в авральном режиме занимала больше суток. Но если под этот приказ можно произвести пару «экспериментальных» пусков — то почему бы и нет?
«Спутник-2» провел в космосе ровно две недели, после чего его аккуратно посадили и приступили к изучению того, что он сверху наснимал. А для поддержки «накала страстей» запустили еще один — на ту же орбиту, что и первый. С отставанием на шестьдесят градусов.
Сам пуск прошел без замечаний, но когда спутник вышел на заданную орбиту, в центре управления полетом раздалась громкая и совершенно русская речь: панели солнечных батарей опять не раскрылись. По этому поводу товарищ Берия лично приехал в Лосино-Петровский, где на относительно небольшом заводе эти спутники и делались, и устроил… точнее, попытался устроить «разбор полетов». И если бы туда же не примчалась Таня, то «разбор» закончился бы довольно плачевно, а так… Ну, посмотрел Лаврентий Павлович на то, как в специальном контрольно-испытательном цеху проверяют уже собранные спутники, лично постарался что-то сломать в механизме раскрытия батарей, плюнул — и с завода уехал, никаких «оргвыводов» непредпринимая. Но — захватив Таню с собой.
— Ты не думаешь, что на полигоне кто-то диверсиями занимается? — спросил он у девушки, когда машина уже подъезжала к Москве.
— Если вам именно мое мнение интересно, то я так не думаю. На полигон непроверенные люди не попадают, а кроме того, спутник после проверки — в том числе и механизма раскрытия панелей — сразу упаковывается в пусковой контейнер и добраться до него, этот контейнер не разломав, уже невозможно.
— А что же тогда с этими панелями происходит?
— Удивительные вы вопросы задаете, Лаврентий Павлович. Если бы инженеры знали что, то это не происходило бы. Лично меня удивляет, что не раскрываются все панели. Я бы поняла: одна, в механизм могла какая-то грязь попасть и заклинить… хотя, ребята сказали, они туда гвозди совали и пока сотку не воткнули панели хоть как-то, но открывались. А тут — все три одновременно. А телеметрия говорит, что команды на раскрытие прошли… и не просто прошли, моторы положенное электричество честно потратили!
— А внутри спутника… может, что-то от тряски отвалилось и изнутри механизмы заклинило?
— Ну да, ну да. Что-то отвалилось и заклинило три независимых механизма, тщательно упакованных в герметизированные кожухи. Хотя… я подумаю в эту сторону, спасибо за идею.
— Да пожалуйста, лишь бы польза была. А то сама понимаешь: каждый пуск — это только на ракету затраты за десяток миллионов, а сколько ты на сами спутники тратишь…
— Много, очень много. Спутник, причем каждый, стоит дороже ракеты в разы. Во много разов, и даже без учета затрат на исследования по надежности. Там одна ракета для сведения спутника с орбиты стоит чуть меньше, чем весь носитель Королева.
— А на хрена он тогда нужен?
— Орбиты эти очень стабильные, сам спутник оттуда будет много тысяч лет падать. А время гарантированной работы его — лет пять. То есть пять лет гарантированно, а проработать может и десять, но когда спутник сдохнет от старости, его нужно менять на новый — а место-то занято! И место требуется освободить, с помощью тормозной ракеты. Которая просто обязана гарантированно быть в работоспособном состоянии лет двадцать в условиях космоса. В общем, топливо для нее хотя и несколько дешевле регенерата обходится…
— Понятно. Тем более спутники жалко. Что делать думаешь?
— Придется самой в Тюратам переться. Лично посмотрю и проверю подготовку спутника. Ну не должно в нем ничего портиться, не должно!
— Но ведь портится.
— И нужно понять, что именно. Я, конечно, в этих спутниках ничего не понимаю, но точную механику… может, что и увижу свежим взглядом. Следующий пуск на конец месяца запланирован, так что недолго ждать осталось.
— А с медициной твоей как? Лично я думаю, что медицина твоя для нас важнее, и Иосиф Виссарионович так же думает.
— С медициной все хорошо, там мне больше пока делать нечего. Люди работают, планы выполняют. Программы управляющие уже отработаны, так что завод новый и без меня прекрасно пустят. Мое участие пуск не ускорит, все же в деньги упирается…
— Если страна поднапряжется…
— Деньги все равно есть нельзя. Сколько оборудования можно сделать, столько и делается. А увеличить производство получится лет через десять.
— Ну, тебе виднее. Но ты точно уверена, что у тебя здесь никто не гадит?
— В этом вы уверены, вы же всех проверяли. И в Тюратаме в испытательном цехе ведь все нормально отрабатывает, так что… посмотрю. Лично все посмотрю и все проверю. И если что-то замечу, в секрете держать не буду. И меры к виновным, если вы об этом беспокоитесь, сама предпринимать не стану…
Сергей Павлович был совершенно взбешен: его — конструктора ракеты — просто взашей вытолкали из испытательного цеха! И полезную нагрузку к ракете присоединили, в сборочный цех его тоже не пустив. И его даже в командный бункер не пустили! Впрочем, судя по результатам пуска, это даже и к лучшему: Лаврентий Павлович тоже пребывал не в лучшем настроении и наверняка последует раздача «пряников», а раз уж из КБ-88 к пуску никто прямого отношения не имел, то будет шанс избежать безусловно последующих «оргвыводов»…