Сень
Шрифт:
— Мы его наградим… — медленно проговорил Иосиф Виссарионович, — после того, как космонавты полетят. Да, а вы что-то Каманину говорили, что-то насчет имеющегося опыта. Вы там, у себя, в Системе, в космос летали уже?
— Нет. Но там были космические станции, которые иногда использовались, и все регенераторы, начиная со второй категории, к полетам готовились. Нам просто внедряли воспоминания астронавтов, чтобы при необходимости полета мы в космосе себя нормально чувствовали. Я примерно полсотни таких «полетов» запомнила. То есть забыла уже давно, но теперь многое уже вспомнила. И теперь действительно знаю, как подготовить космонавтов за год. Единственный вопрос заключается в том, а хватит ли у нас ракет.
— Машину Королева передали уже для производства в Куйбышев. В Калининграде еще десятка полтора ракет изготовят, а потом они только оттуда пойдут. По планам — по две машины в месяц.
— Меняйте планы, нужно штук по пять. Нам только навигационных спутников потребуется больше полусотни за пять лет поднять, а сколько спутников связи и разведки — это я даже знать не хочу.
— И правильно делаешь, — усмехнулся Лаврентий Павлович. — По две в месяц — это как раз для твоих спутников имелось в виду. А ты когда в Тюратам лететь собралась?
— Вот чаю попью и сразу, а что?
— Я лечу с тобой. На всякий случай…
Лаврентий Павлович с огромным интересом посмотрел, как ракета со страшным ревом поднимается в небо. А потом с еще большим интересом посмотрел на широко улыбающуюся Таню:
— Это ты чему это так радуешься?
— Да так. Просто я все еще где-то в глубине души думала, что лететь снова не обязательно, но теперь обратной дороги уже нет.
— Так, ты что придумала?
— Я ничего особенного не придумала. Сейчас подняли на орбиту разгонный блок, завтра я к нему подлечу, пристыкуюсь — и не спеша полечу резать вот этими кусачками чертовы резинки. Удовольствия, конечно, мало: трое или четверо суток проболтаться в тесной жестянке только чтобы три раза перекусить шнурок толщиной в сантиметр…
— Ты никуда больше не полетишь!
— Деваться-то уже некуда. Там, высоко-высоко болтаются спутники стоимостью за триста миллионов рублей, и разгонный блок ценой за десять миллионов. Что лучше: потратить еще десять чтобы эти миллионы пользу приносили или выкинуть их в помойку? Ответ очевиден!
— Пусть кто-нибудь другой летит. У Каманина же целый отряд космонавтов!
— Не выйдет. Во-первых, космонавты на высоких орбитах облучатся, там космическая радиация. Не очень значительная, но пользы она не нанесет — а я умею ее нейтрализовать. Хотя это и не обязательно, за четыре дня много никто там не нахватает. Но во-вторых, с энергетикой у нас совсем хреново, и опускаться придется по баллистической траектории, с перегрузками за двадцать «g». Я выдержу столько без проблем, а все остальные — просто сдохнут.
— Ты никуда не полетишь!
— Ну вы же знаете, что полечу. И вы — если не прекратите эту истерику — горячо мой полет одобрите. Хотите попробовать?
— Вот ведь вредная старуха. А если с тобой что-то случится? Ракета разобьется или с орбиты той вернуться не получится?
— Подумаешь, делов-то! Даже если и случится что-то не особенно приятное: я врачей всему полезному обучила, по медпрепаратам все уже в промышленность передала, мерзавцев большей частью зачистила, а про оставшихся вы и без меня все знаете уже.
— С тобой знаем, и за это спасибо. Но…ты все же постарайся там. Пусть ничего с тобой не случается, ладно?
— Вот это другой разговор. Я быстренько слетаю, все поломанное исправлю, вернусь — и мы забудем про все это как про страшный сон. А если и случится что… вы не расстраивайтесь: люди — они максимум лет триста люди. И я свои годы уже прожила, причем прожила с огромной пользой. И это меня радует, но вот все прочее… Даже мне меня жалко не будет, а уж вам древнюю старуху жалеть и вовсе смысла нет.
— Хорошо, не буду жалеть древнюю старуху. Но вот молодая девушка пусть все же вернется живой и здоровой. Обещаешь?
— Как бы вам повежливее ответить… Обещаю.
Эйзенхауэр внимательно выслушивал отчет Даллеса, и чем дальше он слушал, тем печальнее становился:
— Мы все еще не понимаем, зачем русские запускают эти спутники, но кое-что все же понять удалось. Запущенный вчера спутник подошел к запущенному позавчера и мы предполагаем, что спутники состыковались. То есть мы смогли их проследить до того момента, когда между ними расстояние составило около ста футов, а вот куда они делись потом… Месяц назад у них уже был такой запуск, русские сообщили, что у них отрабатывалась посадка спутника на площадку запуска, но откуда он запускался и куда приземлился, мы все еще не знаем.
— И, как я понимаю, русские специалисты из группы МГГ тоже ничего сообщить не смогли.
— Понимаешь совершенно верно, но я кое-что добавлю: эти ученые, работающие по программе МГГ, сами ничего об этом не знают. Мы прослушали их разговоры в отеле: они сами строят разные предположения, одно бредовее другого. Они даже не знают, какая организация этим занимается! Единственное, что удалось выяснить, это то, что многие почему-то связывают с каким-то фармацевтическим концерном, хотя причем тут фармацевтика…
— Возможно и не причем. А возможно… ведь эти диодные лампочки тоже выпускают русские фармацевты?
— С лампочками понятно: там используются редкие металлы, которые у них из руды выделяют какие-то микробы. Хотя возможно и это всего лишь дезинформация, но она хотя бы похожа на правду. По крайней мере наши химики так и не поняли, каким образом изготавливаются компоненты таких ламп. У нас — я имею химиков и физиков, занимающихся этим в университетах — пока с трудом получается сделать светодиоды, свет от которых с трудом можно разглядеть лишь в сумерках, и кое-кто предполагает, что русские каким-то образом приручили каких-то микробов чтобы получать подходящие структуры. И снова мы встречаемся с той же русской секретностью: мы до сих пор не знаем, не только как, но и где русские делают эти лампы — а ведь они их делают многими миллионами! Десятками миллионов!
— Зато тебе удалось выяснить, где они делают свои вычислительные машины.
— А что толку! Да, они их делают на московском заводе, у которого на вывеске при входе написано «Московский завод счетно-аналитических машин». Но у нас не получается даже зайти в дверь, возле которой находится эта вывеска. Мы подготовили идеального агента, который пять лет проучился в русском университете, стал достаточно крупным комсомольским работником. Но когда он сунулся на этот завод… Да, мы заранее знали, что людей на подобных предприятиях проверяют по несколько месяцев, и были к этому готовы. Он был готов — но мы абсолютно не были готовы к тому, что агент просто исчезнет. Пять лет работы насмарку! И наши аналитики не могут даже понять, что было сделано не так.