Сентябрь – это навсегда (сборник)
Шрифт:
Габриэль позвонил на телефонную станцию.
— Почему прервали разговор? Если у абонента нет денег, переведите на мой счет, — потребовал он.
— С кем вы разговаривали? — спросила телефонистка.
— Макондо! Мне нужно Макондо!
— С Макондо связи нет, — сонным голосом ответила телефонистка.
Едем в Анучино
Лук поджарился. Алексей разбил в банку двенадцать яиц — все, что были в шкафчике — вылил их на сковороду, перемешал и закрыл крышкой. Затем он нес сковороду через весь коридор, вдыхал сладковатый запах жареного лука, который полюбил, живя в общежитиях, и страдал: позавтракать, увы, уже не успеет — с минуты на минуту придет Наташка.
В комнате Алексей быстро нарезал хлеб, переложил его яичницей. Каждый бутерброд он завернул в отдельную бумажку. Так же завернул кольцо одесской колбасы и приступил к главному: откупорил большую бутылку «Изабеллы», перелил красное ароматное вино в плоские флаконы из-под коньяка. Коньяк был выпит раньше, недели три назад, когда Наташка сказала родителям, что едет в институтский лагерь сдавать нормы ГТО, а на самом деле они, захватив палатку, уплыли вечерним катером и сошли на первой попавшейся остановке… Они пожалели тогда флаконы и не выбросили — очень удобно, можно пить «по–пиратски», прямо из горлышка…
Подумав, он кроме снеди запихал в рюкзак еще и байковое одеяло: Наташка, как всегда, оденется «для красоты», а в походе, даже таком коротком, какой они задумали — не поход, а просто вылазка в ближайший лес — надо быть одетым по–особому. Чтобы было тепло и, главное, удобно.
Только присел, закурил, как появилась Наташка. Он поцеловал ее и удивился: губы, лицо мокрые.
— Что там — дождь?
— А ты не видишь? — Она на секунду прижалась к нему — маленькая, подвижная, в холодном коротеньком платьице.
— Лучше бы ты, тореро, надела обычный спортивный костюм. — Алексей озабоченно посмотрел в окно. Там мотались из стороны в сторону пожелтевшие верхушки худосочных рябин и кленов. В небе висели тяжелые дождевые облака.
— Ах, торо [1] , — засмеялась Наташа. — Здесь нет ни столов, ни зрителей. Неужто ты и здесь будешь гоняться за мной? Не та обстановка…
Она объявилась весной. Пришла в гости в соседний отдел, где годом или полтора раньше то ли работала, то ли стажировалась — словом, крутилась. Алексей ее тогда не замечал. Не заметил и когда девчушка куда-то сгинула. Мало ли кто крутится в институте… Весной же, в один из бесчисленных перекуров, он зашел к соседям и сразу приметил знакомое лицо и даже имя вспомнил. Наташка была в вызывающе красном вельветовом костюмчике, белой кофточке с кружевами, не по сезону загорелая. Веселая, заводная… Девчонка, как он понял, рассказывала какие-то дальневосточные хохмы. Алексей вальяжно покачал головой: ай–я-яй, куда только не заносит отважных десятиклассниц. Расставив руки и мотнув головой, чуть наклонив ее, он изобразил быка, который вышел на арену и еще не решил, что ему сделать с тореро и его нахальным красным плащом. «Я узнал тебя, матадор, — как можно грознее сказал Алексей. — Иди, будем здороваться!..» Наташка под общий смех опасливо зашла за стол, затем бочком юркнула за другой. «Я тоже узнала тебя, торо, — засмеялась она. — У тебя, Алеша, выросли замечательные рога!» Последнее слово она выкрикнула с вызовом, вкладывая в «рога» особое значение, которое присутствующие тут же оценили смехом. Наташка, поняв свой успех, скользила меж столами большущей комнаты уже по всем правилам игры: останавливаясь, дразня, делая ложные выпады и движения. Время от времени выкрикивала что-нибудь ласкательно–уничижительное и задыхалась от хохота. Зрители приветствовали их «корриду» смехом и шуточками, пока Алексей, наконец, не загнал своего «матадора» между столами и шкафом. Он грозно сомкнул руки на маленьких плечах и как бы в наказание поцеловал гостью — даже не поцеловал, а влепил в пылу преследования жесткий и сильный поцелуй. Наташка испуганно обмякла в его руках. И тогда он, победно мотнув головой, вторично приник к губам «матадора», только на этот раз мягко, искательно. Гомон и смех стихли. Секунды заполняли комнату.
1
«Во дает! — сказала наконец Шамахова, поднимая глаза от бумаг, и деловито посоветовала: — Оставь на другой раз, Леша».
Он оторвался от этих нежданных губ и вдруг заметил, что у него дрожат руки. Алексей поспешно закурил, а Наташка, чье лицо, несмотря на всю ее браваду, ожег румянец, теперь уже по–настоящему опасливо попятилась за стол Игоря, поспешно достала зеркальце.
«Теперь ты, как честный человек, должен жениться на девочке», — заявила Шамахова, и все дружно заржали. Шамахова шумно вздохнула, будто лошадь, которая дотащила груз к месту назначения и теперь требовала если не благодарности, то хоть клок сена и глоток… Нет, не воды. Воду в подобных ситуациях она презирала.
«Ладно, — сказал Алексей и подмигнул своему коллеге–заведующему. Тот до сих пор помалкивал, не обращая внимания на возню и трепыхание в своем отделе. — Находки и потери принято обмывать. Всем оставаться на своих местах. Сейчас будет вино!»
Знал ли он тогда — находка или потеря его неожиданная «коррида»? Знает ли теперь? Да и в знании ли счастье?
Взглянув на рюкзак, Наташа поскучнела. Опять под дождь! Дожидаться троллейбуса, ехать до площади Мира, там опять дожидаться. И все для того, чтобы из одного дождя попасть в другой. Там мокрые листья и хвоя… Тяжелый песок тотчас облепит ноги…
— Я взяла куртку, — сказала Наташа, — но что-то мне эта обстановочка не нравится. Может, не поедем?
— Давай, — согласился Алексей. — А что с этим делать? — он кивнул в сторону рюкзака.
Наташа на миг задумалась. Затем улыбнулась, присела на кровать.
— Ты изобретатель? — спросила она.
— Предположим, — согласился Алексей.
— И учишься на курсах развития воображения в своем ВОИРе, — заключила Наташа. — Давай развивать воображение. Решено! Мы едем в Анучино!
— Поехали, — засмеялся Алексей и потянулся к девушке, чтобы поцеловать ее. — Дорога дальняя, не соскучимся, — туманно объяснил он.
— Противный! — Наташа оттолкнула его руки. — Никаких поездов! Перемещаемся мгновенно. Мыслелетом или нуль–транспортировкой. Как в фантастике.
Она надела куртку, распахнула обе створки окна. Холодный ветер ворвался в комнату.
— Одевайся, прибыли, — скомандовала Наташа. — И убери кровать. Что еще за кровати на лесной поляне?!
Алексей тоже надел куртку, сдвинул свою кровать поближе к соседской — Николай на выходной уехал к родителям.
— Садись на пол, — сказала Наташа, развязывая рюкзак. — Представь, что мы уже на Дальнем Востоке. В лесу, то есть в тайге. Сидим на поляне. Сейчас будем обедать.
— Завтракать, — поправил Алексей и предложил: — Поехали лучше ко мне на Волынь. Там тоже сплошные леса… Например, на озеро Свитязь. Заметь — самое большое на Украине. Там даже шторма бывают, а посредине остров…
— Нет, в Анучино! — возразила Наташа. — В совхозе некому щиты таскать.
— Какие щиты?
— Из дощечек. Их по ходу солнца переносят, в их тени растет женьшень.
И Наташа, наверное, в сотый раз стала рассказывать про сорок старух, которые выращивают в Анучино корень жизни. О самом корне, чем-то похожем на человека. И болезни у него людские. Лихорадка может прихватить: знобит его — пять листьев–пальцев коробятся… Тогда тень ему нужна, душ… А щелчок дашь — сгибается, как от боли. Опять-таки, если корень для вытяжки поместишь в маленькую банку, он не лекарство — яд пустит.
— А знаешь, чем пахнет женьшень? — спросила Наташа и тут же сама ответила, любуясь странным и тревожным смыслом слов: — Глубокой землей он пахнет. Я знаю. Целый год там прожила.
Алексей достал «флаконы», один протянул Наташе.
— Какое вкусное вино! — восторженно сказала она, отхлебнув из горлышка. — Дай же мне скорее бутерброд. И признайся: почему у тебя все так вкусно получается?!
Алексей улыбнулся. Он вспомнил, как Наташка воротила нос от запаха жареного лука, которым пропитаны, наверное, все общежития мира. И с каким удовольствием уплетала затем и его «фирменный» омлет, и картошку с салом и луком…