Серая маска
Шрифт:
И Чарлз пошел. Дошел до верха лестницы и заглянул вниз, в холл. Там в сумраке кто-то двигался. Светильник в углу продолжал гореть. Латтери, сторож, вышел на освещенное место, насвистывая «Вниз по Лебединой реке». Свистел он фальшиво.
Чарлз ринулся вниз и возник перед Латтери, произведя эффект разорвавшейся бомбы.
– Где тебя черти носили и какого черта ты тут делаешь?
Латтери уставился на него, колени у него задрожали, а широкое тупое лицо приняло зеленоватый оттенок.
Чарлз побежал к двери в сад – она все еще была отперта. Пробежал через сад и услышал, как со стуком захлопнулась дверь в стене. Когда он ее открыл и выскочил на аллею,
В самом конце улицы Чарлз заметил удаляющуюся женщину. Он побежал за ней, но, достигнув шумного перекрестка, оказался в толпе женщин, заполонивших тротуар: в двух больших кинотеатрах на противоположных концах улицы закончились сеансы.
В скверном настроении Чарлз вернулся в дом.
Глава 4
Чарлз допросил Латтери, но так и не понял, имеет ли дело с жуликоватым слугой или с полным тупицей, до смерти напуганным внезапным появлением джентльмена, который должен был находиться за тридевять земель.
– Где ты был?
– Сами видите, четверг, – еле выговорил потрясенный Латтери.
– Где ты был?
– Сами видите, четверг, мистер Чарлз, – прошу прощения, сэр. Сами видите, четверг, сэр, я по четвергам получаю зарплату у нотариуса, как он установил. Я у него честь честью отпросился, он вам скажет. Я спросил, сэр, устроит ли его, что по четвергам у меня будет свободный вечер. И нотариус сказал… там еще был клерк, он вам скажет то же самое… он сказал мне: какие могут быть возражения!
– По четвергам у тебя вечер выходной?
– Да, мистер Чарлз, – прошу прощения, сэр.
– Ты всегда уходишь по четвергам?
– Да, сэр.
К Латтери вернулся цветущий цвет лица, но круглые глазки продолжали беспокойно бегать.
– Ты всегда оставляешь открытой садовую дверь? – внезапно выпалил Чарлз.
– Садовую дверь, сэр?
– Дверь из маленькой галереи в сад. Обычно ты оставляешь ее открытой?
– Нет, сэр.
– А почему сегодня оставил открытой?
– Она была открыта, сэр?
– А то ты не знаешь! Ты же входил через нее в дом!
– Я вошел через парадную дверь. – Латтери вытаращил глаза.
Они находились в кабинете, выходящем в холл. Чарлз распахнул дверь и выглянул.
– Если ты вошел через парадную дверь, кто запер ее и накинул цепочку?
– Прошу прощения, я, сэр.
Чарлзу стало смешно. Он отпустил дверь – она захлопнулась, и он вернулся на место.
– Когда я час назад сюда пришел, дверь на улицу была открыта. Я вошел. Садовая дверь тоже была открыта – через нее я вошел в дом. Поднялся наверх, и под дверью маминой гостиной увидел полоску света.
– Кто-то не погасил свет, сэр.
– Те, кто его не погасили, все еще сидели в комнате, – сухо сказал Чарлз. – Это были мужчины, трое. И они спустились по лестнице прямо передо мной. Не собираешься ли ты сказать, что их не видел?
– Клянусь, я ничего не видел.
– И не слышал?
Латтери помедлил с ответом.
– Вроде как стукнула дверь… да, точно, я еще подумал, что для моей миссис рановато…
Глава 5
Мисс Стандинг вздохнула, шмыгнула носом, вытерла глаза потрепанным платочком и заученным движением запустила пальчики в коробку с французскими шоколадными конфетами.
Мисс Стандинг лизнула шоколадку и продолжила:
«Так мерзко и чудовищно, что нет слов! Мамзель только всего и сказала, что бедный папа умер. Она сказала, что в телеграмме ничего больше не было и что я должна ехать домой. А когда я вчера ночью сюда приехала, никакой миссис Бьюшамп на месте не оказалось, а раньше на каникулах она всегда была здесь, да и слуги выглядят как-то странно. А мамзель сегодня укатила, и я так и не знаю, что случилось, только то, что папа был на своей яхте где-то на Средиземном море. Так что никаких похорон не будет, ничего такого, а у меня даже нет ничего черного, только то, с чем я приехала. Все убого до безобразия. Если ты не будешь мне писать, я просто умру. Такое безобразие, что поговорить не с кем! Сегодня утром придет нотариус – папин нотариус. Он позвонил и сказал, что придет. По-моему, я теперь буду богата до безобразия. Но все это так угнетает! Я даже пожалела, что у меня нет родственников, хотя бы таких безобразно скучных, как у Софи Вейр. Помнишь, какая у ее тетки шляпа? У меня нет родственников, кроме кузена Эгберта, а лучше уж вообще не иметь никого, чем такого. Никто себе не пожелает такого родственничка. Ужасный негодяй, другого такого поискать надо».
Мисс Стандинг нахмурилась, глядя на слово «ужасный», и вставила букву «т». Так выглядело лучше. Она взяла еще конфету и продолжила:
«В школу я больше не вернусь. В конце концов, мне восемнадцать лет, и меня нельзя заставить. Я вот о чем думаю: не завести ли мне охранника? В книгах девушки всегда выходят замуж за своих охранников; это такое безобразие, что нет слов. Ты должна приехать и пожить со мной, будем развлекаться до безобразия».
Перестала писать и вздохнула, потому что Стефания, конечно, сможет приехать только на Рождество, а до Рождества, пользуясь простеньким словарем мисс Стандинг, было еще долго до безобразия – три месяца.
Она хмуро оглядела богатую, пышно убранную комнату. Огромная комната тянулась от передней стены большого лондонского дома до задней, а пышность ее убранства пристала скорее гробнице, чем жилому дому. Пол устилали бесценные персидские ковры изысканных тусклых тонов, присущих ушедшему веку. Шторы были из исторической парчи, сотканной в Лионе еще до того, как Лион был потоплен в крови в дни Террора. Панели на стенах вывезены из Нидерландов, из дома, где жил великий герцог Альба. По этим панелям была развешана коллекция живописи, каждая картина – мечта коллекционера и целое состояние: сэр Джошуа, Ван Дейк, Питер Лели, Франс Хале, Тернер. Никаких современников.
Мисс Стандинг хмуро уставилась на картины, которые считала противными, мрачными и угнетающими. Она ненавидела всю эту комнату. Но когда начинала думать, что бы с ней сделать, чтобы она лучше смотрелась, у нее возникало чувство, что менять здесь что-либо – кощунство. Постелить розовый ковер, оклеить панели белыми обоями, чтобы закрыть темное дерево, – это все равно что смеяться в церкви. Глупо, конечно…
Она утешилась, съев вкусную конфетку, – внутри оказалась нуга. Диван, на котором она сидела, был похож на мебель из погребальной пирамиды – весь в пурпуре, золоте и серебре.