Серая нить. Книга первая.
Шрифт:
Недосыпы, дикая усталость и недовольство наставников, капля за каплей наполняли чашу терпения в весах судьбы. Но сегодняшний приход ведуна стал последней частицей, что переполнила чашу.
«Все брошу и уйду в лес, подальше от всего. Не могу я больше, не для меня всё это», – думал Надмир, выслушивая упреки учителя. – «Завтра, завтра я им все скажу и уйду».
Эту ночь он решил провести на сеновале. Хотя все было решено, он боялся, что отец, взглянет в его глаза и догадается раньше времени о принятом решении.
Надмир лежал в сарае, на стоге недавно
Мы седели кто, где, лысые в мешковатой форме и подбадривали друг друга идиотскими шуточками, демонстративно громко смеясь. Когда наступала тишина, мы сами того не замечая, втягивали шеи, опасливо осматривались по сторонам. Спартанская обстановка давила на нас, заставляла чувствовать себя не уютно. Бравада и хмель последних дней улетучилась. Нас, молодых парней вырвали из гражданской жизни и оставили один на один с суровой реальностью. Наша жизнь круто переменилась.
Дверь распахнулась, и в казарму вошел крупного телосложения военный. Его обветренное лицо не выражало никаких эмоций, из-под нахмуренных бровей смотрели цепкие, колючие глаза. Обведя помещение взглядом, гора мышц проскрипела:
– Взвод в одну шеренгу становись. Живо.
Подстегнутые этим рыком, словно кнутом, пацаны, которые ещё несколько дней назад тискали девчонок и глотали дешевое пойло у себя во дворе, повскакивали со своих мест. Мы суетливо носились по казарме, пытаясь понять, где должна стоять шеренга и то место, которое каждый из нас должен в ней занять.
Виновник хаоса, творившейся в помещении, стоял как скала, с усмешкой наблюдал за происходящим. Казалось ещё немного, и он начнет зевать, устав от беспорядка. Через несколько минут слабое подобие строя, наконец, застыло перед отдавшим команду.
– Моя фамилия Степанов. Я старший сержант, доблестных десантных войск. На время прохождения службы в нашей части назначен командиром взвода, к которому вы приписаны. А это значит, что на ближайшие полгода я для вас кто? – сержант сделал паузу, чтобы бойцы смогли закончить фразу.
– Типа отец,– раздался гнусавый голос с конца строя, чем вызвал волну смеха.
– Не угадал боец, – сержант остановился напротив подавшего голос бойца. – Я олицетворение ужаса, заставлявший вас в детстве просыпаться в мокрой постели. Проклятье, от которого можно избавиться двумя способами: первый – сдохнуть, второй – окончить учебку. Причем первый, мене болезненный и более гуманный. Вы узнали кто я, теперь пора узнать, кто вы. Ты, – сержант остановился напротив моего соседа и ткнул пальцем в грудь.
– Десантник, – заорал новобранец, то ли от испуга, то ли от усердия. Сержант стал вплотную к бойцу, схватил его за ремень и слегка приподнял.
– Слушай меня внимательно, – прошипел сержант, – не дай бог, сказать тебе это, за пределами этих стен. Мне даже трудно представить, что может с тобой случиться.
– Ты дух, – перекручивая ремень, продолжал сквозь зубы говорить сержант, – то есть, никто и ничто. Право называть себя десантником, надо ещё заслужить. А пока вы просто стадо животных, которых готовят для бойни! – уже орал сержант. – И, чтобы, вы, скоты, прожили там чуть дольше, после первого выстрела, я из вас все соки выжму. Сержант отпустил перепуганного юнца, вернулся в начало строя.
– Чтобы вы не усомнились в моих словах, форма номер два и выходи строиться. Разминка перед ужином никому ещё не вредила. Ведь пять километров не испортит ваш аппетит. Правильно бойцы. Не слышу.
– Так точно, товарищ сержант! – дружно рявкнул строй.
– То тоже, – произнес сержант, плотоядно улыбнувшись, – выходи строиться.
В тот день никто так и не смог попробовать свой первый армейский ужин. Добравшись до казармы, молодые повалились без сил на свои постели, прямо в, пропитанной потом, одежде. Вошедший вслед за ними командир взглянул на бойцов, ухмыльнулся и молча вышел. Это была первая и единственная поблажка со стороны сержанта, за полгода проведенных в учебке. Следующее утро напоминало ад. Начался он со страшного слова подъем.
– Ты что, боец, не слышал команды подъем, – заорал мне в ухо сержант.
От неожиданности я подпрыгнул, едва не опрокинул верхнею койку, от куда на меня, выпучив сонные глаза, смотрел Колян, так же разбуженный криком командира.
– Быстрей бойцы, быстрей, улитки и те вас обгонят, – ходил среди мечущихся солдат сержант.
– Вы не бойцы Советской Армии, а сонные мухи. Ничего, скоро детский сад кончится, и тогда вы, что – спросил сержант у первого попавшегося бойца, – тогда что, ещё раз спрашиваю. Или мне прочистить тебе уши.
– Мы, мы научимся? – промямлил перепуганный молодой.
– Тогда вы трупы, вонючие трупы, корм для падальщиков. Понятно?
– Хочешь выжить, научи тело действовать быстрей, чем думаешь.
– Стреляй, потом разберешься, был враг вооружен или нет. И главное, помнить – хороший душман, мертвый душман, – свою маленькую лекцию сержант сопровождал хлесткими ударами ремня по пятой точке нерасторопных. – Все гуманные сопли оставьте тем, кто остался дома, если хотите выжить. Все пламенные речи закончены, выходи строиться.
Через пару месяцев пробежка перед ужином действительно не портила нам аппетита, даже наоборот. Но наш сержант не знал устали, выдумывал все новые истязания. Мы едва привыкали к одному, как на наши головы сваливалось иное, более жесткое испытание. Жутко завидуя другим, мы, как проклятые носились по окрестностям. Наши животы и коленки знали каждый бугорок, каждую ложбинку в поле возле учебке.
Иногда наш командир по несколько дней запрещал нам снимать рюкзаки, набитые камнями.
– От чего зависит ваша жизнь в рейде? – поучал он при этом. – От наличии боеприпасов, воды и пищи. У тебя закончились патроны – ты труп. У тебя не осталось воды, ты – труп. Если ты не способен нести груз наравне со всеми, взваливаешь часть его на плечи товарищей – значит, ты снижаешь шансы выжить у всех, кто рядом с тобой.