Серая Слизь
Шрифт:
Дойдя до устья Уденсвада, Водопроводной, ведущей к Площади стрелков крошечной перпендикулярной улицы, на которой частенько толпятся — аккурат под окнами Министерства среды — алчущие благотворительного супчика от Мальтийского ордена бомжи, вдруг чувствую острейшее отвращение ко всем видам общественного транспорта. Скотовозам… Почти механически рулю вправо, к Стрелкам. Оглядываюсь на шум сворачивающей сюда же машины, сдвигаюсь влево, на узенький недотротуарчик. Машина, белая “мазда”, шлепая по лужам, медленно обгоняет, останавливается. Перешагивая через драный целлофановый пакет с мусором, вижу краем глаза ползущее вниз стекло “мазды” с водительской стороны…
— Денис…
В первую секунду вообще дергается бредовая мысль, что это Ника… Какая-то девица за рулем — в зеркальных очках, в черной бандане… Не узнаю. Девица снимает очки.
— Кристина?…
— Можно тебя?…
Зачем-то оглядываюсь по сторонам. Обхожу капот, открываю дверцу. Падаю на соседнее с ней сиденье. Кристина подает машину вперед, двумя колесами заезжая на правый тротуар. Выключает движок.
С полминуты сидим молча. Она разводит-складывает дужки очков. Узкие кисти, тщательно наманикюренные черные ногти, волнистые узоры из тонких линий на тыльных сторонах ладоней и длинных пальцах.
— Ты знаешь, как он умер?… — смотрит перед собой.
— Знаю… Видел. Я был там. Он меня туда специально привел… На крышу…
— Зачем?
— Выговориться хотел…
— Ты имеешь в виду, он собирался…
Поворачиваю к ней голову:
— Я думал у тебя это спросить…
У нее опущенные внешние уголки глаз. Но не могу — не хватает света в салоне — разобрать цвет.
— Ты что, — спрашиваю, — следила за мной?
Отворачивается к баранке, берется за нее обеими руками снизу:
— Вроде того…
— Номер мой забыла?
— Светиться не хочу… Я вообще-то сваливаю.
— Куда?
— Надеюсь, не найдут.
— Кто?
— Добрые люди… при погонах.
— Менты?
Чуть кивает.
— Так вот ты куда пропала…
— Ты о чем?
— Да искал тут тебя один… добрый человек при погонах… Не смог найти.
— Поподробнее, если можно… — поворачивается.
— Не дергайся. Этого лейтенанта уже оприходовали. Собственные коллеги. И вообще его не ты интересовала. Я его интересовал.
— Лейтенанта?
— Bad lieutenant, — говорю (словно она про Феррару слышала когда). — Был один… с поехавшей крышей.
…Какова, думаю, — так, по логике — вероятность стать идефиксом съезжающего крышей мента?… А какова — по той же логике — вероятность в течение одного месяца чуть не взорвать себя бытовым газом, чуть не быть заваленным рухнувшей крышей и чуть не получить по балде сварочным баллоном?…
— А ты при чем?
— А я вообще многих интересую… — смотрю на нее. — Правда?
Она делает неопределенное движение бровями, уставляется вперед. Какого же у нее все-таки цвета глаза?… Красивая девица. Хотя и по-странному.
— Грекова правда убили?
Кивает снова.
— Менты?
— Когда следствие началось… — говорит как бы с усилием, — два года назад… Сева с ними договорился, вроде бы… Он не будет нигде светиться, они его будут прикрывать…
— Он правда дурью торговал — а полиция его крышевала?
— Угу… Только ближе к процессу, пару месяцев назад, началась какая-то возня. Что-то не так пошло… Сева подозревал, что его могут и сдать. Ну, он им тогда намекнул, что если его привлекут, то ему тоже будет что рассказать… Но я так понимаю, что у ментов у самих довольно крутые заморочки начались. Кто-то, видимо, из сопредельных ведомств под них копать начал серьезно… Бизнес делили.
— Служба защиты Сатверсме.
— Ну, видимо, они тогда всерьез перессали. Решили, что надежнее, чтоб его вообще не было. Я… это даже видела…
— Что? Как убили его?
Молчит.
— Ты знаешь, кто Яценко убрал?
— Догадываюсь… — чуть кривясь, разглядывает ногти. — Он же не в курсе был, Ник, что Севу убили. Я никому не говорила, естественно. А когда дату процесса назначили, Ник… Яценко… ну, он задергался. Он-то обвиняемым был. Время идет, его судить собираются. Ну, не за дурь, но все равно… Он-то был уверен, что Сева его отмажет, а Севы нет… Пытался его через меня найти… Я, само собой, сказала, что без понятия. Он тогда у меня твой телефон взял. Он звонил тебе?…
— Звонил. Но я не успел с ним встретиться. Его уже…
— Я думаю, он пытался ментов пугать… Что сольет в прессу то, что знает, если они его не отмажут. Он же тоже не в курсе был про их с гэбэшниками разборки…
— А что он мог рассказать?
— Ник дилером был. Каналы знал… И кто крышует бизнес… Даже из ментов кого-то в лицо… Я думаю, это они не сами его. Кого-нибудь из его клиентов послали… отморозка какого-нибудь. Сам знаешь, как у торчков с башней…
— А что с Маховским?
— Ничего с Маховским. Махович, когда понял, к чему дело идет, на дно залег… Вроде, у друзей каких-то.
— И адвокату ничего не сказал?
— Ты че, какому адвокату… Этот Круминьш — он же на ментов работает.
— А Леонид?
— Леонид?…
— Он помер. Месяца полтора назад.
— От чего?
— Жена бывшая сказала — овердоза. Хотя в свое время он, вроде, завязал.
Пожимает плечами:
— Наверное, правда “перегруз”. Как торчки завязывают, ты, я думаю, в курсе — то ли восемьдесят процентов, то ли девяносто, потом опять на иглу садятся… Мочить его всяко смысла не было. Он про бизнес ничего не знал. Он только покупал.
— Как ты узнала, что я буду на Твайке?
— Коневнин сказал, что ты звонил, спрашивал. Я тогда Леву разговорила — хреновый из него хранитель секретов… Набрала Федьку — он меня туда привозил, ждал… Остальное Федька придумал…
Метрах в пяти от нас две смуглолицые пожилые орденские монашки, в бело-синие свои простыни завернутые, вкатывают тележку в воротца благотворительной кухни.
— Кристин… Почему тогда… ну когда я тебя еще — два года назад — просил перед камерой на пару вопросов ответить… ты сказала: “Не было никакой секты”?