Сердца тьмы

Вилчер Кэтрин

Он отпускает меня и выдыхает.

— Не для меня.

— Прошлое не всегда должно диктовать…

— Ты сама следуешь собственному совету, Ив, или это просто руководство для таких людей, как я? — говорит он так, будто сердится.

Он раздражен. И это заставляет меня резко остановиться.

— Ты знаешь про моего брата, не так ли?

— Да… мне жаль.

Он звучит почти раскаивающимся. Я смотрю на него, но его лицо снова ничего не выражает. Я не смогу справиться, мой мир просто рухнет, если Данте имеет хоть какое-то отношение к его смерти.

Видя

растущую панику в моих глазах, он наклоняется через кровать и крепко обнимает меня, будто пытается остановить мои несущиеся мысли. Он начинает гладить мои волосы, но мои мысли слишком необычные и очень пугающие, чтобы так легко от них отмахнуться. Один вопрос продолжает возвращаться ко мне снова и снова…

Что если эти руки - те самые, что убили моего брата?

* * *

Позже в тот день я нахожу в себе мужество снова спуститься вниз. Я не видела Данте с самого утра и чертовски устала от этих стен и темных, извилистых тропинок, на которые мои мысли продолжают постоянно сворачивать. Даже великолепный солнечный свет, падающий на балкон, не может меня отвлечь.

На мне другое белое платье — с глубоким вырезом и большими пуговицами из меди спереди. Легкий доступ — именно то, что ему нравится. По крайней мере, ему не нужно будет разрывать его на части. Оно почти также красиво, как и вчерашнее из льна, и от шокирующих воспоминаний с прошлого вечера, мышцы моего живота сжимаются. Это вторая причина, по которой я решила покинуть святилище своей комнаты. Я намерена найти Софию. Мне нужно успокоить бушующее во мне чувство вины. Я хочу узнать, все ли в порядке с Валентиной.

Просторное лобби и кухня пусты, поэтому я понимаю, что брожу по лабиринту красивых, но странно стерильных комнат. Во всех них одинаковая тема — тяжелая темная мебель и белые стены. В этом месте есть какая-то резкость и четкость. Несмотря на элегантность, это не дом, больше похоже на раковину. В столовой я нахожу несколько картин, висящих на стенах, но они какого-то незнакомого пейзажа. Эти фотографии из дома Данте? Они что-то значат для него или просто одноразовые экспонаты?

Во внутреннем дворике вижу, что все тарелки и канделябры убраны. Даже огоньки с беседки исчезли. Обстановка не менее красива из-за отсутствия романтики, но это место навсегда испорчено.

Я останавливаюсь у стола и провожу легонько пальцем по деревянной поверхности. Мы могли провести этот вечер по-другому. Хотя, финал был бы тот же. Дрожь тоски пробегает по моему телу. Мы с Данте словно два магнита по разные стороны баррикад, нас тянет друг к другу сила, которую понять нам даже нет надежды.

Обернувшись, чтобы уйти, я замечаю маленькую дверь, встроенную в кирпичную кладку. Она слегка приоткрыта, показывая большой загон. Неподалеку пасутся две лошади. Ближайший из них - жеребец серого цвета, - поднимает голову в моем направлении и задумчиво жует, когда я подхожу ближе и локтями упираюсь в забор, чтобы понаблюдать за ними.

Позади я слышу шум и вижу, как в дверном проеме появляется Данте. Мой желудок мгновенно

сжимается, и пульсация между моих бедер снова пробуждается. Он одет в черные джинсы и черную рубашку, которая прикрывает его массивные плечи и туго обтягивает его широкую мускулистую грудь. Я краснею, когда воспоминания о прошлой ночи мелькают у меня в голове. В его прикосновении ощущались жестокость и злоба, но в то же самое время и неожиданная нежность. Он взывает к более темной части меня, в то время как я, кажется, пресекаю самые худшие из его унижений.

— Ездишь верхом? — спрашивает он, наклоняя голову в сторону своих лошадей и упираясь локтями о забор рядом со мной.

— Это вопрос с подвохом? — бормочу я, и отблеск веселья появляется на его мрачном выражении лица. — Нет, — быстро добавляю я, — больше нет.

Как я должна сказать ему, что я обожаю этих животных, но не ездила верхом уже пять лет, с тех пор как умер Райан. Как каждое мгновение бодрствования с того дня было тщательно контролируемо с нежеланием рискнуть; что я делала все, что было в моих силах, чтобы избежать причинения больше боли для своих родителей; что я скучаю по своей прежней жизни всем сердцем, но не обладаю той уверенностью, чтобы вернуться к ней.

— Как ты узнал, что я здесь? — спрашиваю, меняя тему.

Он указывает на маленькую видеокамеру, встроенную в угол дома.

— Ох. У тебя привычка следить за женщинами?

— Только за теми, что меня интересуют.

— Пока другое красивое лицо не появится в поле зрения…

— Я не заинтересован в красоте. И ты можешь выбросить эту мысль из головы, потому что этому никогда не бывать.

Его уверенность ошеломляет. Между нами искрится напряжение.

— У тебя здесь есть лошади. Такого я точно не ожидала, — говорю я, отходя от забора.

Мне нужна некоторая дистанция, прежде чем я снова с головой погружусь в его тьму.

— У меня здесь есть все, чего ты только можешь пожелать, Ив. Тебе нужно просто открыть свое сердце и разум и принять это.

— Это место никогда не будет для меня домом, Данте, — огрызаюсь я, пытаясь придать своему убеждению больше серьезности.

— Уже, мой ангел. Сколько раз мне нужно тебе это говорить? Сейчас ты моя. Твоей старой жизни не существует.

— Не для меня! — я нахожу этот аргумент таким же утомительным, как и повторяющимся. Он никогда не отпустит меня, а я никогда не перестану бороться за свою свободу. — В любом случае, насколько велико это место? — в отчаянии спрашиваю я.

— Достаточно большое.

— Это не ответ. Я думала, мы собирались быть честными друг с другом?

— Я ни на что не соглашался. Ты же знаешь, я ни перед кем не объясняюсь.

Я в раздражении сжимаю зубы. Он берет все и не отдает ничего взамен. Я никогда не буду больше, чем его пленницей, милой маленькой игрушкой для траха, которую можно использовать и оскорблять по своему желанию. Почему я чувствую такое разочарование по этому поводу? Я хочу большего? Я снова смотрю на его лошадей, но едва могу видеть их.