Сердце Альтиндора. Дилогия
Шрифт:
А говорят, цанхи почти вымерли. Сколько же их тогда было в лучшие годы?
— Опять ты за свое… Почини железяку, — нахмурился Винеар.
Арсиги фыркнул и с прежней легкостью вернул кочерге изначальную форму.
— Я свою работу сделал. — Винеар встал с табурета.
— Спасибо, — поблагодарил его Растиф.
— Уже уходим? — поинтересовался Жагридер, отходя от окна.
— Да, пойдем, — кивнул лекарь. И обратился ко мне: — Держи нас в курсе событий.
— Обязательно.
— И не забывай о наших проблемах, — напомнил мне Жагридер.
— Только об этом и думаю, — успокоил я его.
Они ушли.
— Твои друзья? — спросил меня Растиф, натягивая рубашку.
— У нас общие интересы.
— Знатная компания: Винеар, Арсиги и Шапшен.
— Ты их знаешь?
— Кто же не знает Отца нищих? А об остальных приходилось слышать. И можешь передать коротышке: таких как они, я никогда не преследовал, если они не переступали черту закона.
— Не обращая на него внимания: насколько я его понял, он все время ворчит.
— Я знаю… — он подошел к распахнутому окну, выглянул наружу. — Тихо-то как… Куда подевались все люди?
— Объясню по пути. Сейчас нам надо спешить к Ингусу, пока не стало совсем поздно.
Мы взяли с собой оружие, — думаю, теперь его наличие ни у кого не вызовет вопросов, — и, естественно, сумку с головой Неллиса. Пока шли на улицу Белых Голубей, я рассказывал о том, что город заполонили духи и мертвецы. Иногда нам попадались следы их пребывания: выжатые и временами обезображенные трупы, — но их самих мы не встретили. Как, впрочем, и горожан, которые, то ли попрятались, то ли вообще покинули город. Правда, не все. Разбитые окна, разломанные двери лавок и жилых домов красноречиво говорили о том, что по Сандоре бродили любители легкой наживы. Откуда-то издалека доносились и быстро стихали крики о помощи, со стороны Вейдана тянуло дымом, небо хмурилось, грозясь разразиться долгожданной грозой.
До жилища Ингуса мы добрались без происшествий. Дверь нам открыл один из молодых последователей традиций и молча проводил в комнату, где Верховный Заклинатель коротал время за чашкой сфанта.
— Ты уже знаешь, что происходит в городе? — спросил старика Растиф.
— Конечно, если ты имеешь в виду сеющих смерть духов. Мои ученики пытаются усмирить одиночек, отбившихся от роя. К сожалению, наши заклинания почти не действуют на центальских тварей. У них несколько иная природа, чем у знакомых нам лесных духов. Так что особо хвастаться нечем. Есть новости и похуже: к ним присоединились многие местные духи, почувствовавшие человеческую слабость, и с каждым мгновением их становится все больше. Они распространились уже по всему городу. Говорят, их видели в окрестностях Прайи и даже в Ульгуте.
— Пора с этим кончать! — процедил сквозь зубы Ищейка. — Ты готов к ритуалу?
— Готов. Дело лишь за малым… Вы принесли, что требовалось?
Растиф молча достал из сумки голову и водрузил ее на стол рядом с креслом Ингуса.
— Надеюсь, вы не ошиблись и мне не придется тратить силы на бесполезный и опасный ритуал.
— Ты начинай, а там увидим, — подбодрил его Ищейка.
Ингус позвал остававшихся в доме учеников. Их было трое. Они должны были помочь старику в проведении ритуала.
— Если боитесь, можете подождать в соседней комнате, — предложил нам Хранитель традиций.
Растиф фыркнул в ответ. Я тоже решил остаться.
Когда все приготовления были завершены, помещение заметно преобразилось. Ученики затворили ставни, комната теперь освещалась четырьмя тусклыми масляными лампами, насыщавшими воздух резким и приторно сладким запахом. Стол поставили перед Ингусом, голову повернули к нему лицом. Кроме нее на столе стоял глиняный горшочек, закрытый промасленной кожаной крышкой, туго обмотанной шнурком. Двое учеников заняли свои места по бокам кресла, взяв в руки деревянные погремушки. Третий расположился с противоположной стороны стола. Перед ним стояла маленькая жаровня и целый ряд небольших пиалок, наполненных разнообразными порошками.
— Начнем, пожалуй, — известил Ингус, нацепил на руки какие-то браслеты и снял крышку с горшочка, из которого тут же поднялось сизое облачко и зависло под потолком меняющим форму сгустком.
Ингус скрестил пальцы, закрыл глаза и… запел.
Надо же, горловое пение!
Но первое восхищение быстро прошло, сменившись иными чувствами.
Слов у песни, по крайней мере, членораздельных, не было, лишь долгие растянутые звуки в низких тонах, от которых у меня завибрировали внутренности. Кроме того, стало как-то неуютно, беспокойно и тоскливо. Мы с Растифом сидел на лавке у стены. Взглянув на Ищейку, я заметил капельки испарины, выступившие у него на лбу. Не знаю, что испытывал он, а мне захотелось заткнуть уши, выбежать из помещения, а то и вовсе — швырнуть в Ингуса чем-нибудь тяжелым, чтобы заткнулся. Но я не мог даже пошевелиться.
Тем временем облачко под потолком по-своему реагировало на «пение» Заклинателя. Вначале оно корчилось, напоминая кусок теста, которое ожесточенно мяли невидимые руки пекаря, меняло цвет, испускало крохотные молнии. А однажды даже попыталось атаковать Ингуса, но словно наткнулось на невидимую преграду и отпружинило обратно к потолку. Стоявший напротив стола ученик зачерпнул из пиалки щепотку порошка и бросил его в жаровню. Остывающие угли тут же вспыхнули сиреневым огнем, испустив сизое дымное облачко под потолок, и тут же вернулись к прежнему состоянию. Наконец, аморфное тело духа стало прозрачно-белым, и в дело вступили ученики. Подняв погремушки, они затарахтели, отбивая замысловатый ритм, вторя беспрерывному стариковскому рокоту. Впрочем, последний вскоре стих, и Хранитель традиций, под аккомпанемент трещоток, заговорил:
— Прошу, не сердись и выслушай меня.
— Говори, — прозвучало из облака. Голос был каким-то нейтральным — ни мужским, ни женским — и бесцветным.
— Прошу тебя о помощи посредника между миром живых и миром мертвых.
— Что я получу взамен?
— Свободу.
Дух молчал, словно размышлял. Потом я услышал:
— Достойная цена. Я согласен. Только не вздумай меня обмануть, иначе пожалеешь.
— Я знаю правила и не стану обманывать. Я хочу лишь задать несколько вопросов человеку, покинувшему этот мир. Его голова стоит на столе. Найди его и дай нам возможность поговорить.
— Я постараюсь.
Дух нехотя оторвался от потолка и, спустившись к столу, тонкой струйкой втянулся через приоткрытый рот в голову Неллиса.
Мне показалось, или под сморщенными веками, которым уже никогда не суждено было открыться, полыхнуло желтым?
Некоторое время ничего не происходило, и я уж было подумал, что ритуал не удался. Как вдруг стол задрожал, задребезжало оконное стекло, а давление скакнуло так, что потемнело в глазах, а в ушах пронзительно запищало. Ученики, продолжавшие трясти трещотками, заметно напряглись, а Ингус…