Сердце Ангела. Преисподняя Ангела

Хьёртсберг Уильям

Вагнер-младший засмеялся.

– Деньги небольшие, скорей всего, подарок от старого поклонника. Так вы мне подскажете, где его искать?

Вагнер чуть на пол не свалился от смеха:

– Ну и дела! Джонни Фаворит – новоявленный наследник! Нет, это просто комедия!

– А что тут, собственно, смешного? – спросил я.

– Что смешного? Да то, что он уже лет двадцать как в психушке. И в голове у него не мозги, а пюре!

– Действительно забавно. Вы всегда такой остроумный?

– Да нет, вы не поняли. – Он снял очки и вытер глаза. – Папаша крупно погорел на этом Фаворите. Он его выкупил у Паука, все деньги вложил,

сам остался без штанов, а только пошли барыши – этого подлеца призвали. Там и с киношниками контракты были, и бог знает что еще. Нет, каково, а? Парень стоит миллион долларов, так они его отправляют в Африку, а обратно привозят мешок картошки.

– Не повезло.

– Не то слово! Отец после этого так и не оправился. Все ждал, что Фаворит вдруг выздоровеет. Тогда, мол, он ему устроит шикарное возвращение и станет Ротшильдом. Так и не дождался, бедолага.

Я встал.

– А как называется больница? У вас адреса нет?

– Спросите у секретарши. У нее должно быть где-то.

Я поблагодарил Вагнера за аудиенцию и вышел. Секретарша нашла и выписала мне адрес клиники имени Прозерпины Харвест.

– А вы, часом, не бывали в Покипси? – спросил я, пряча листок в кармашек рубашки. – Чудный городок.

– Что вы! Да я и в Бронксе ни разу не была.

– И в зоопарке не были?

– В зоопарке?! Да что я там забыла?

– Ну, не знаю. Съездите как-нибудь, может, понравится.

Последнее, что я увидел, закрывая за собой дверь, был ее безмолвно округлившийся рот и розовый язык с комком жевательной резинки в обрамлении красной помады.

Глава 9

На первом этаже Брилль-билдинга по обе стороны от входа на Бродвей было два бара. В заведение Джека Демпси стекались на водопой любители бокса, «Площадка» же, что на углу Сорок девятой, была местом встреч музыкантов и композиторов. Снаружи голубые зеркальные стекла обещали прохладу каприйских гротов. Внутри помещалась обычная пивная.

Я прошел вдоль стойки и нашел того, кого искал: Кенни Помроя. Кенни аккомпанировал певцам и писал аранжировки, когда меня еще и на свете не было.

– Ну что, Кенни, как делишки? – бросил я ему, взбираясь на соседний стул.

– Кого я вижу: Гарри Ангел, великий сыщик! Где пропадал, а?

– Да закрутился как-то. А что это у тебя стакан пустой? Так, сиди, сейчас мы все исправим.

Я подозвал бармена и заказал себе «Манхэттен», а Кенни – еще виски.

– Ну, твое здоровье. – Кенни поднял стакан.

Кенни Помрой был лысый толстяк с носом грушей и целым каскадом подбородков. Он носил костюмы в ломаную клетку и сапфировый перстень на мизинце. Кроме репетиционного зала его можно было найти только здесь, в пивной «Площадка».

Потрепавшись немного и вспомнив минувшие дни, мы перешли к делу.

– Что это тебя к нам занесло? – спросил Кенни. – Все злодеев ловишь?

– Да не то чтобы… Есть одно дело, нужна помощь.

– К твоим услугам.

– Джонни Фаворит – это что за тип такой?

– Фаворит? Что это тебя на древность потянуло?

– Ты его знал?

– Да нет. Видел пару раз, еще до войны. Последний раз вроде бы в Трентоне, в «Звездном салоне».

– Так. А последние лет пятнадцать не доводилось встречать?

– Ты что, он помер давно!

– Помер – да не совсем. Он сейчас в клинике на севере штата.

– Ну и как бы я его встретил, если он в клинике?!

– Ну,

не всегда же он там лежит. Посмотри-ка вот. – Я достал из конверта фотографию симпсоновского оркестра и протянул Кенни. – Который из них Симпсон? А то тут не подписано.

– Симпсон – на барабанах.

– А что он сейчас делает? Все со своим оркестром?

– Нет. Из барабанщика никогда хороший солист не получится.

Кенни задумался, потягивая виски, и собрал на лбу целую сотню морщин до самой макушки.

– Знаешь, в последний раз он, по-моему, работал на студии, где-то на побережье. Попробуй-ка позвонить в Кэпитол-билдинг Натану Фишбину.

Я записал имя себе в книжечку.

– Еще кого-нибудь знаешь?

– С ихним тромбонистом я играл как-то в Атлантик-Сити. Лет сто назад, правда. – Кенни ткнул куцым пальцем в фотографию. – Вот он, Ред Диффендорф. Сейчас у Лоренса Велка [9] играет.

9

Лоренс Велк (1903–1992) – аккордеонист, руководитель собственного ансамбля, популярный телеведущий.

– А остальные? Их где искать?

– Имена знакомые. Играть-то они все до сих пор играют, а вот кто где – неизвестно. Придется тебе тут поспрашивать или в профсоюз позвонить.

– Ладно. А знаешь такого Эдисона Свита? Негр, на пианино играет.

– Ножку-то? Еще б я его не знал! Такого второго нету! У него левая, как у Арта Татума [10] . Высокий класс. Ну, этого искать не надо. Он лет пять уже в «Красном петухе» играет. Это на Сто тридцать восьмой.

10

Артур Татум (1909 –1956) – знаменитый джазовый пианист.

– Кенни! Ты просто кладезь. Отобедать со мной не желаешь?

– Не имею привычки. А вот выпить – выпил бы.

Я велел официанту повторить, а себе заказал еще бургер с сыром и к нему – жареной картошки. Пока готовился мой заказ, я нашел таксофон и позвонил в Американскую музыкальную федерацию. Представился как внештатный журналист, пишущий статью для журнала «Лук» [11] , и сказал, что хочу взять интервью у музыкантов из бывшего оркестра Симпсона.

Меня соединили с девушкой, ведающей членскими списками. Чтобы расположить ее к себе, я пообещал, что упомяну в статье об их профсоюзе, а потом продиктовал ей имена музыкантов и кто на чем играл.

11

От английского «Look» – взгляд.

Я ждал минут десять, пока она перебирала свои бумаги. Итак, из пятнадцати человек четверо умерли, а еще шестеро больше не значились в списках. Девушка дала мне адреса и телефоны оставшейся пятерки. Диффендорф, тромбонист, ныне играющий у Велка, живет в Голливуде. Сам Паук тоже обосновался в тех краях. Остальные трое в Нью-Йорке. Был еще саксофонист Вернон Хайд (корреспонденцию направлять на адрес студии «Эн-би-си»), затем Бен Хогарт – трубач, проживает на Лексингтон-авеню и еще Карл Валински из Бруклина. Этот играет на тромбоне.