Сердце беглеца
Шрифт:
Воскресенье застало Тайри в излюбленной позе на веранде с неизменной сигарой, зажатой в зубах, и шляпой, низко надвинутой на лоб. Рэйчел была в доме и, собираясь в церковь, напевала: «Ближе к тебе, о Господь». Хэллоран занимался чем-то в амбаре на пару с Кохиллом, а один из работников запрягал пару резвых гнедых лошадок в сверкающий черный кабриолет.
Сегодня на ранчо было тихо. Кандидо уже уехал в город, чтобы поспеть к мессе. Веснушчатый ковбой явно собирался насладиться женским обществом: он был вымыт так чисто, что чуть ли не скрипел, и сильно надушен одеколоном с запахом сирени.
Когда Рэйчел распахнула дверь на веранду, Тайри сдвинул шляпу на затылок. Она выглядела как всегда прелестно: лицо слегка напудрено, несколько прядей золотых волос дерзко выбиваются из-под полей кокетливой соломенной шляпки. Ее стройную фигуру подчеркивало скромное платье из темно-синей ткани, изящно отделанное белым кружевом. От одного взгляда на нее он начинал глотать слюнки.
Стоя на ступеньках, Рэйчел ждала, пока отец подъедет к крыльцу в кабриолете. Лицо ее было хмурым: Тайри снова расселся на веранде! Так ярко светило солнышко, ей вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь или что-нибудь испортило это чудное утро. Не стоит показывать, что она его заметила. При виде его кривящихся в усмешке губ ее охватил гнев – эта гримаса всегда вызывала у нее ярость. Кроме того, он молчал, всем своим видом выражая насмешку, и это заставило ее заговорить.
– Доброе утро, мистер Тайри, – произнесла она с холодной вежливостью.
Потом бросила взгляд в сторону амбара, нетерпеливо ожидая отца и сердясь, что он мешкает.
– Доброе утро, мэм, – процедил Тайри.
Как всегда, в его присутствии она чувствовала себя неловко. На лице ее отразилось облегчение, когда Хэллоран наконец подъехал в кабриолете к веранде.
– Доброе утро, Тайри, – крикнул Хэллоран весело. – Хотите поехать с нами в церковь?
– Да что мне делать в церкви? – ухмыльнулся Тайри, сверкнув зубами.
– Ну что же… – начал Хэллоран, но дочь его перебила, не дав договорить фразы.
– Вы могли бы помолиться за души всех бедных людей, которых погубили, – предложила Рэйчел нежным голоском.
– Тогда служба затянулась бы до бесконечности, – ответил Тайри непринужденно. – Я много народу положил.
Побледнев, с глазами, полными осуждения, Рэйчел пристально посмотрела в его лицо. Ну что он за чудовище, если говорит об убитых им людях с такой легкостью?
Неужели не чувствует ни малейших угрызений совести, вины, раскаяния, когда лишает человека жизни?
Испуг Рэйчел разозлил Тайри. Кто она такая, чтобы судить его? Знала ли она когда-нибудь, каково жить без любви? Что ей известно о нем и его прошлом? Что она знает о невыносимой сердечной боли?..
– Много народу, – повторил Тайри, будто внутри него сидел бес, заставлявший его вести себя вопреки всем правилам и приличиям. – В том числе вдов и сирот, – добавил он кисло. Разумеется, это было шуткой, но Рэйчел приняла его слова всерьез, и это еще больше раззадорило его.
– В таком случае, может быть, вы помолитесь о спасении собственной души. Разок-другой не помешает, – спокойно сказала Рэйчел. В ее голосе он почувствовал жалость. – Хотя не думаю, что это принесет много пользы.
Джон Хэллоран откашлялся, видя, что беседа их принимает опасный оборот.
– Довольно, Рэйчел, – мягко сказал он.
– Прошу прощения, па, мистер Тайри. Приподняв юбки, она поспешила вниз по ступенькам, чтобы сесть в экипаж.
Она уже собиралась взобраться в него, когда две сильные руки сжали ее талию.
– Разрешите мне, мэм, – сказал Тайри с преувеличенной учтивостью, и прежде чем Рэйчел собралась воспротивиться, он поднял ее и усадил на высокое переднее сиденье, будто она весила не более перышка.
– Благодарю вас, – молвила Рэйчел, не разжимая губ.
– Вы точно не хотите к нам присоединиться? – спросил Хэллоран. – У нас тут полно места.
Тайри уже собирался ответить отказом, когда его взгляд упал на Рэйчел. Она сидела прямо, будто аршин проглотила, щеки ее были залиты румянцем, а руки чинно сложены на коленях. Она избегала его взгляда.
Тайри плутовато ухмыльнулся, зная, что его общество было бы последним, о чем она мечтала в это солнечное ясное утро.
– Пожалуй, я все-таки поеду с вами, – решительно заявил Тайри и, взобравшись в экипаж, занял место рядом с Рэйчел.
Утро как нельзя лучше подходило для прогулки, но Рэйчел не чувствовала ее прелести. Она не видела цветов вдоль дороги, с таким же успехом они могли быть сорной травой, и небо над головой казалось не синим, как сапфир чистой воды, а черным от туч. Зажатая между отцом и Тайри, она пристально глядела прямо перед собой и злилась на них обоих. Ну и народ эти мужчины! И что это взбрело на ум ее отцу! Зачем понадобилось приглашать такого человека, как Логан Тайри, в церковь? И какая муха укусила Тайри, что он согласился?
Миля за милей мелькала мимо дорога, и Рэйчел все отчетливее ощущала, как крепко бедро Тайри прижато к ее собственному, рука же его касалась ее руки всякий раз, когда кабриолет попадал в очередную рытвину. Почти столь же волнующим, как его прикосновения, был его взгляд – желтые глаза оглядывали ее, будто ласкали, и она все больше смущалась и краснела. Неизменная кобура также прижималась к ее бедру, и Рэйчел ощущала ее твердость и тяжесть. Это было постоянным напоминанием о том, кем был этот человек и чем он промышлял. Как она его ненавидела! Он был самым надменным, самым несносным из всех, кого она знала.
– Как хорошо, когда все возвращается на круги своя и жизнь приходит в норму, – размышлял вслух ее отец, пока они выезжали на большую дорогу, ведущую к городу. – Кохилл считает, что у нас достаточно скота, чтобы к весне обзавестись приличным стадом.
– Он славный человек, – заметил Тайри. – И ловко управляется с лассо.
Джон Хэллоран нервно забарабанил пальцами, зная, что Рэйчел не понравится то, что он сейчас скажет:
– Тайри, я, гм, хотел предложить вам остаться у нас. Совсем.