Сердце беглеца
Шрифт:
– Сладко, – повторил он снова, и она почувствовала, как он ослабил пояс ее халата и дотронулся до нежной кожи в вырезе ночной рубашки.
Прикосновение жесткой руки Тайри к груди внезапно пробудило Рэйчел: она осознала, что делает и с кем. Вскрикнув, Рэйчел высвободилась из объятий Тайри. На щеках ее рдели два алых пятна, а глаза горели негодованием. Она с силой ударила его по щеке.
На щеке Тайри остался след ее руки, багровое пятно, столь же яркое, как мгновенно полыхнувшая и тотчас погасшая в ее глазах ярость. Рэйчел метнулась мимо Тайри к двери, но прежде чем она успела скрыться, Тайри схватил ее за плечи. Держа ее в плену своих сильных рук, он повернул девушку лицом к себе и поцеловал в третий раз.
Напрасно Рэйчел сопротивлялась: чем сильнее она отбивалась, тем крепче и жарче он ее целовал, и наконец она притихла. В ушах у нее слышался какой-то гул, ноги дрожали, а желание стоять так вечно все возрастало: ей хотелось, чтобы руки Тайри продолжали крепко обнимать ее, а губы прижимались к ее губам. Все это вызывало в ее теле все нарастающее томление, зарождавшееся где-то в недрах ее существа.
И когда наконец Тайри выпустил ее, она была почти разочарована.
– Давайте, ударьте меня еще, – нахально предложил он. – За это удовольствие стоит заплатить.
На следующее утро Рэйчел чувствовала, что губы ее все еще болят от поцелуев. Какой же он высокомерный и несносный! Но это вовсе не мешало ей с готовностью отвечать на его поцелуи и ласки.
За завтраком Рэйчел была холодной и отчужденной, избегала понимающего взгляда Тайри и не допускала, чтобы он вовлек ее в разговор.
Джон Хэллоран хмуро смотрел на дочь. Он знал, что она настроена против Тайри, но, по его понятиям, не было причины вести себя с ним столь грубо. В конце концов Тайри был наемным работником и по крайней мере мог рассчитывать на минимальное внимание и учтивость.
Когда завтрак наконец закончился, Рэйчел облегченно вздохнула. Мужчины вышли из дома, и она быстро принялась убирать со стола и наводить порядок на кухне. Потом вернулась в спальню, собираясь закончить шитье нового платья. Но, ненароком взглянув в окно, выходящее во двор, она увидела знакомую фигуру, выделяющуюся на фоне загонов для скота. Тайри наблюдал за Кандидо, пытавшимся надеть седло на крупного серого жеребца. Кандидо лучше всех на ранчо умел обращаться с лошадьми, и она была удивлена тем, что ему никак не удается обуздать этого жеребца, недавно пригнанного с пастбищ. Конь, еще чувствовавший себя королем и хозяином положения, по натуре оказался борцом: как только он почувствовал тяжесть седла на своей спине, он приготовился к бою.
Кандидо, сделав еще одно, последнее, резкое движение, сильно затянул подпругу и вскочил в седло. И тут же будто все силы ада выпустили на свободу. Обезумевший, разъяренный жеребец, прижав уши, начал истово плясать, пытаясь сбросить всадника. Конь тщетно вставал на дыбы – как ни удивительно, Кандидо сидел в седле, будто приклеенный. Но когда все усилия избавиться от ненавистного седока не увенчались успехом, жеребец попятился и грохнулся на спину. Но Кандидо успел вовремя выпрыгнуть из седла и снова ловко усесться в него еще до того, как серый строптивец поднялся на ноги.
Яростно фыркая, жеребец закусил удила и помчался неистовым галопом. Думая, что конь собирается перемахнуть через ограду, объездчик покрепче устроился в седле. Но у лошади были другие планы. В последний момент животное сделало резкое движение в сторону, с силой ударив Кандидо о прочные деревянные столбы ограды.
Послышался громкий хруст ломаемой кости и еще более громкий и пронзительный крик боли: правая нога Кандидо была сломана. Празднуя победу, серый жеребец снова поднялся на дыбы, а Кандидо вылетел из седла, изо всех сил ударившись о землю.
Со стремительностью горного льва Тайри перемахнул через изгородь и ухватил лошадь за уздечку. В это время двое ковбоев проскользнули в загон, чтобы вынести оттуда неподвижно лежащего Кандидо.
Казалось, Тайри не обращал ни малейшего внимания на возникшую суету. Стоя возле животного, он смотрел только на него и успокаивающе похлопывал его по взмыленной шее, нежно почесывал за ухом, и говорил, говорил…
Ни на секунду не умолкая, Тайри снял с жеребца седло и промокшую от пота попону и повел его к стойлам.
Рэйчел смотрела вслед Тайри, забыв о недошитом платье. Как мог этот человек быть таким нежным и терпеливым с диким животным и столь безжалостным с людьми?
Утром следующего дня Рэйчел вновь увидела Тайри. И снова рядом с серым жеребцом. Из окна своей спальни она наблюдала, как Тайри ослабил сбрую, потом снял легкую седельную прокладку. Сделав это, Тайри протер ею шею и холку, мускулистый круп и каждую ногу. Ковбои называли это «высушить лошадь», но редко кто из них применял это на практике.
Большинство ковбоев просто седлали животное и выезжали, стараясь подавить лошадь грубой силой. Но Тайри был не таков. Снова и снова он обтирал спину и шею животного попоной, приучая к ней жеребца и показывая, что бояться нечего.
Потом в ход пошло седло – он то надевал, то снимал его и повторил эту процедуру несколько раз. Все это время он разговаривал с лошадью.
Очарованная этим зрелищем, Рэйчел вышла из комнаты и спряталась за деревом, надеясь расслышать, что говорит Тайри резвому мустангу. Но слова его звучали на непонятном ей языке.
Отбросив в сторону седло и попону, Тайри начал гладить шею серого. А потом, все еще шепча что-то лошади на ухо, он вскочил на спину животного. На какой-то момент жеребец завел уши назад, ноздри его раздулись, вся его фигура выражала подозрительность и сомнение, но Тайри снова заговорил с ним, стараясь успокоить его мягкими и нежными словами и ласковым прикосновением рук, и после нескольких не очень вдохновенных прыжков жеребец остановился и стоял спокойно, прядая ушами.
Спешившись, Тайри сначала провел лошадь по загону в одну, потом в другую сторону. И снова, уже без усилий, вскочил на спину жеребца. Снова спешился. Потом, будто он делал это ежедневно и долгие годы, вновь оседлал серого и вскочил в седло. И жеребец стоял так спокойно, будто всю жизнь ходил под седлом.