Сердце Черного Льда [С иллюстрациями]
Шрифт:
Управители Самана без раздумий пошли на союз. Давние разногласия с Хамоном не могли затмить близость Проклятого Толоса, где высилась ледяная Башня Великого Тангу.
Гордый Валит колебался дольше. Братство Пушкарей взялось противопоставить Орде неслыханное количество дальнобойных «скорпионов» и многоствольных «скоробоев». Но когда эрвидоры промчались по улицам Валита огненным вихрем, взрывая пороховые склады, Управители сами прислали к Озерному Лорду послов. Пушки и ружья были бессильны против порождений Ярости. Солнечной же
На прибытии послов в ставку Озерного Рыцаря и скреплении союза Россыпи печатями трех великих городов Миха твердо решил смотреть остаток спектакля внимательно. К несчастью, он тут же обнаружил себя меж двух огней. Слева две купеческие дочки — нарумяненные, напомаженные, в шубах с лисьими хвостами. Справа два школяра, из которых прыщами лезет зарождающаяся мужественность. Школяры решили произвести на дочек впечатление и затеяли ученый диспут.
— Согласно Аросу и Мад, — говорил один, поднимая нечистый палец, — заключению союза с Валитом предшествовала битва в Ключах, после которой Озерный Лорд был вынужден искать союза орденских армий.
— Ссылаешься на «Хроники былого»? — хмыкал второй, косясь на дочек. — Однако, ретроградствуешь. А ведь досточтимый Пригода из Хамонской Академии еще в прошлом году доказал…
— Досточтимый Пригода — дурак! — возвысил голос первый.
Девицы хихикнули. Воодушевленный школяр продолжал:
— Дурак и, хуже того, враль. Чего еще ждать от выкормыша Наместника, кроме как желания вымарать заслуги Орденов из войны с Ордой?
— Изволишь ответить за свои слова о ректоре Академии? — недобро сощурился второй.
Вопрос, видать, был затронут важный. В момент были позабыты даже дебелые прелести дочек.
— Изволишь лизать зад хамонцу? — первый еще сильнее поднял голос. На него шикали со всех сторон. — Так далековато, не дотянешься языком-то.
Бац! Второй без лишних слов съездил оппоненту кулаком в грудь. В лучших традициях прославленной Хамонской Королевской Академии, где мало какой диспут обходился без побоев.
Бух! Первый школяр твердо решил отстаивать честь паромской гимназии, отвергавшей ревизионистов из Хамона в пользу традиционалистов Университета Акмеона в Самане. Он ткнул перебежчика во вражеский научный лагерь кулаком в бок и наподдал ему по лодыжке.
Второй школяр утерял от удара часть бойцовского пыла и пенсне, носимое им в подражание досточтимому Валу Пригоде. Нагнувшись за упавшими стеклами, он обнаружил, что первый школяр не замедлил обрушить на них каблук.
Пенсне, стоившее двухмесячного содержания гимназиста, жалобно сказало «хрусь» и перешло в пространство идеальных и потому несуществующих образов, которое философская посттолосская школа именует «эйдетическим».
— Ах ты, сволочь! — взвизгнул последователь Пригоды.
Научный диспут грозил закончиться кровопролитием, но тут в противостояние исторических парадигм вмешался беспристрастный судья. Плебс, равнодушный к ревизионистам и традиционалистам, в лице плечистого работяги в кожаном фартуке. Вытянув жилистые ручищи, он сграбастал драчунов
Увы, для Михи второе действие спектакля было безвозвратно потеряно. Вновь объявили антракт.
В третьем действии, самом увлекательном по замыслу автора, Озерный Лорд становился нареченным Королем и добивался клятвы верности от лордов четырех Орденов. Добивался проверенным уже способом — повергая будущего союзника в поединке.
«Просто же решались дела», — подумал Миха. На сцене сшибались кукольные всадники на кукольных конях. С треском ломались кукольные копья. Озерный Рыцарь дарил жизнь Ингиду Савина и протягивал ему руку, помогая встать. Непобедимый мечник Вирин Тойво признавал свое поражение и опускался на колено перед спасителем Хамона. Вместе с ним преклоняла колени армия Воинов Изумруда.
Михе нестерпимо, просто жгуче захотелось до ветру.
Пока он сбегал, пока нашел укромное местечко, пока добрался обратно до шатра, третье отделение уже кончилось. Он так и не узнал чем. Победой над Ночной Ордой у подножия Отца-Древа, надо думать.
Получилось, что из всего спектакля Михе больше всего запомнилось необычное устройство сцены. Она вертелась каруселью, выставляя перед зрителем то игрушечные мосты Хамона, то черепичные крыши Валита, а то и мрачные замки южных лордов. Над ней сменяли друг друга жестяные луна и солнце, плыли облака и порхали эроны-горнисты, возвещавшие начало каждого акта. Когда две куклы встречались, чтобы поговорить, сверху опускалась большая линза. С ней были видны кукольные лица, на которых взаправду двигались губы и открывались глаза.
В общем, чудесная была сцена. Теперь же ее убирали служители под началом горбуна в фиолетовом плаще. Вместо городских стен и крепостных башен они устанавливали белые ширмы, подсвеченные с обратной стороны лампами. Упавший сверху занавес скрыл остальные приготовления.
Спустя короткое время последовало представление театра теней «Ведьма и Часовщик».
Очень быстро Миха почувствовал нарастающую жуть. Не то чтобы его пугала разыгрываемая история — городская легенда о мастере часов и заводных кукол и ведьме, искавшей секрет вечной молодости. Подумаешь, ведьма сварила зелье из Королевы Черепах и навлекла на себя ее проклятие.
Миху пугали сами тени, без видимой причины возникавшие на белых ширмах. Нет, умом-то он понимал, что тени отбрасывают вырезанные из дерева силуэты, которыми управляют спрятанные кукловоды. Но уж больно независимо и правдоподобно двигались тени, совсем-совсем как люди. Еще и тягучая музыка, доносившаяся из-под сцены, и непонятные сквозняки, принявшиеся гулять по шатру. Миха едва досидел до антракта.
На беду в антракте на сцене появился главный постановщик действа. Как возгласил писклявым голосом горбун-зазывала: «Гордость Королевского Театра, Мастер Теней и Иллюзий!» Имя Миха не запомнил.