Сердце Дьявола 2
Шрифт:
"Наверное, он так завещал..." – подумал я, вглядываясь в мертвое лицо Худосокова. Оно, тронутое предсмертной усмешкой, было страшным какой-то особой антиживостью, оно жило смертью и не просто смертью, а смертью, дышавшей мне в затылок. Моей смертью, смертью моих друзей и близких... "Он что-то придумал! – замерло сердце. – Его смерть – это продуманное звено его козней, посмертных козней!"
Сотря испарину со лба, я вынул перочинный нож, непослушными руками раскрыл его и вонзил в грудь мумии.
Лезвие вошло в нее, как в
Приподнятое настроение помогло мне – не прошло и часа, как я нашел эссенцию. Она хранилась в химической лаборатории, в нише, прикрытой фальшивым электрощитом.
Колб с голубым искрящимся газом было штук пятнадцать. Они стояли на металлических полочках и мерцали в унисон, как бы обмениваясь мыслями и впечатлениями.
Взяв одну в руки, я обернулся к потолочному плафону, чтобы посмотреть колбу на просвет и увидел... барф-шайтана. Он, совершенно нагой, стоял и думал, съесть меня прямо на месте или перенести это мероприятие в свое логово – мысли эти были написаны на его зверином лице и в глазах весьма отчетливо. Я инстинктивно метнул в него колбу; она, отскочив от мощной груди природного феномена, упала на пол, разбилась. Рассмотреть, как душевная эссенция высвобождается из заточения я не смог – прямой в челюсть выбросил мое тело в коридор.
"Хорошо, что дверь открывается наружу", – подумал я в полете.
...В сердце вон Сер Вила закралась печаль. Последнее время он несколько раз в мер посещал релаксатор и полюбил ощущать себя жителем Синии. Трахтенн, как и многие марияне, побывал во многих уголках своей звездной системы, испытал практически все виды удовольствий, в том числе, конечно, и сексуальных, но о таких ярких и удивительных по своему разнообразию ощущениях, он не мог и мечтать...
"Все удовольствия, испытанные мною за всю мою жизнь, не стоят и единственного эха, проведенного с жительницей этой планеты, – думал он, не сводя взгляда с Синии, призывно мерцавшей в иллюминаторе. – И эту удивительную планету я должен уничтожить...
Да, синийки вскружили ему голову. Вон Сер думал только о них. В очередной раз вообразив себе лобок Нинон, покрытый мягким курчавым волосом, вспомнив непередаваемый вкус ее внутренних губок и вновь пережив совершенно невозможный для мариянина чувственный взрыв, Трахтенн огромным усилием воли подавлял в себе добропорядочное желание покрыться голубой слизью и бежал в релаксатор, не остывший еще от предыдущего посещения...
4. Обезьяна в первобытном состоянии. – Людоедствовал! – Баламут падает в обморок.
Очнувшись, я увидел над собой барф-шайтана, лишившего меня нескольких минут сознательной жизни.
– Извините, сударь, – сказала он, прикрывая срам руками. – Так получилось...
Я вытаращил глаза. Если бы не ступни 47-го размера, я подумал бы, что передо мной стоит не говорящая обезьяна, а нормальный человек.
– Я не хотел, вернее, он хотел, не я... – продолжил оправдываться барф-шайтан.
Я замотал головой – говорящая обезьяна не исчезала.
– Выпить хочешь? – попыталась загладить вину обезьяна, и я немедленно пришел к мысли, что в ней очень много человеческого.
– Угу, – сказал я, ощупывая скулу и челюсть. На скуле что-то непонятное обнаружил, исследовал на ощупь и пришел к выводу, что это телесного цвета бактерицидный пластырь с дырочками.
"Дожил... – подумал я, отковыривая его ногтями. – Не-ет, не возьмешь! Сначала пластырь на рожу, потом в уютный кабинет с мягким креслом, пластиковыми папками, кондиционером с дистанционным управлением и смородиновым чаем "Липтон" в одноразовых пакетиках. И так всю жизнь. Брр! Как фикус в кадке".
В это время мои глаза сами по себе сфокусировались на бутылке полусладкого десертного вина. Не мешкая, раскупорив ее, я принялся пить из горлышка. Выпив половину, отставил бутылку и стал ждать, пока поглощенное вино разделается с остатками владевших мной страхов.
– Ты это чего вдруг? – спросил я, когда вино успешно справилось с поставленной задачей.
– Чего чего?
– Зачем синехалатников ел, вот чего.
– А что поделаешь? – погрустнел визави. – Ел, конечно. Я же себя не контролировал... Так сказать, совершал преступные деяния в состоянии невменяемости организма.
– Ну и как? – спросил я, не в силах отвести глаз от чудовищных ступней собеседника.
– Что как?
– Вкусно?
– Ты меня на пушку не бери! Вкусно, не вкусно, я теперь – человек и людьми питаться больше не намерен.
– Молодец! – улыбнулся я. – А как ты до жизни такой дошел?
– Долгая история... – сказал бывший снежный человек, ладонью очищая грудь и живот от щетины. Она удалялась также легко, как обработанная эпиляторным кремом.
– А ты принеси еще бутылку вина, закуски какой и рассказывай. Я послушаю, мне интересно, да и по служебным обязанностям полагается...
Через десять минут Барф-шайтан явился в синем халате и с заказом.
– Ну, повествуй, давай, – потребовал я, разглядывая новоявленного синехалатника.
– Полтора года назад, в Саратове пошел я к одному известному психоаналитику, – усевшись на полу, начал рассказывать мой новый знакомый. – Были у меня проблемы с людьми...
– Ты что и раньше их ел!!?
– Да нет, психологические проблемы... – грустно улыбнулся эксбарф-шайтан. – И этот психоаналитик послал меня к хорошо известному вам Худосокову...
– А откуда ты знаешь, что эта темная личность мне с друзьями известна?
– А я видел вас с ним, да и вы видели меня... Я – Горохов Мстислав Анатольевич. Помните такого?