Сердце Дьявола

Марч Меган

Очередная волна мурашек пробегает по моей коже. Я даже не подумала о нём.

— Мог он… мог ли он это сделать?

Голиаф отвечает на мой вопрос покачиванием головы, отчего издаёт стон.

— Они были молодыми. В балаклавах.

— Это не в стиле Фёдорова, — соглашается Белевич. Он останавливается перед дверью залитой кровью, вероятно, от рук Голиафа, когда он спотыкался. Вход в пентхаус, который делили мы с Джерико. — Если тебе нужно что-то из твоего барахла, беги

и забери его сейчас, чтобы мы могли убраться отсюда, пока нас всех не арестовали.

Одежда внутри для меня ничего не значит. Ничто не имеет значение, кроме Джерико.

Блядь. Блядь. Слёзы жгут глаза, когда на меня накатывает очередная волна отчаяния. Этого не должно было произойти. Это не может быть реальным. Но это случилось, и у меня нет времени плакать.

Я собираю всю силу духа, которая у меня есть, и смахиваю слёзы.

— Мне ничего не нужно, кроме мужа. Пошли.

— Хорошо. Тогда идём, — отвечает Белевич.

Когда мы подходим к служебному лифту, я нажимаю кнопку вызова. Пока мы ждём, я задумываюсь:

— Ты уверен, что это не Фёдоров? Разве у него не было мотива?

Светлые волосы Белевича скользят по воротнику от покачивания головой.

— Какой у него мог быть мотив? Из того, что я слышал, всё, что он хочет — это воссоединиться со своей дочерью. Не покупать её враждебность на всю жизнь, похищая её мужа.

Я молюсь, чтобы он был прав, потому что от этого зависит жизнь Джерико.

— Тогда он может помочь нам найти его? — спрашиваю я. Не уверена, что это разумное решение, но прямо сейчас мне нужны все возможности, которые мы можем найти.

— Возможно, — отвечает Белевич. — Он может помочь.

— А что насчёт Кобы? — мои плечи напрягаются, когда я смотрю на Голиафа. — Где, чёрт возьми, Коба? Что с ним случилось?

Голиаф хмурится, его ноздри раздуваются.

— Грёбаный предатель. Я знал это. — Его чёрные глаза смотрят на меня. — Найдём его — найдём Форджа.

В моей голове проносятся воспоминания…

Коба не смог добраться до меня, когда мужчина порезал мне бок и выхватил сумочку в Сен-Тропе.

Коба сидел в своей машине, когда разгромили помещение Аланны… и не смог догнать сбежавшего пацана.

— Я сама убью его, если кто-нибудь попытается тронуть хотя бы волосок на голове Джерико. — Я смотрю то на Белевича, то на Голиафа. — Пошли. Я хочу вернуть своего мужа.

Глава 3

Фордж

Воспоминание о том дне, когда я вытащил тело Исаака из обломков лодки, атакует мой мозг, пока я, наконец, не открываю глаза.

Вместо света меня окружает тьма. Когда я меняю положение, о моё лицо трётся ткань. Я тянусь, чтобы отодвинуть её, но не могу пошевелить руками. Мои запястья связаны за спиной, и когда я дёргаю путы, чтобы освободиться, тонкие куски пластика

врезаются в кожу. Стяжки. Мои лодыжки тоже связаны.

Какого хрена?

Я открываю рот, чтобы заговорить, но губы склеены. Липкой лентой.

Я неподвижно лежу на боку, пытаясь понять, что, чёрт возьми, произошло. В голове ощущение такое, будто я плыву по океану в тумане глубокой ночью. Что-то не так. Меня накачали наркотиками? Пытаюсь понять, как, чёрт возьми, я здесь оказался. Инди играла в покер. Прага.

Блядь. Инди. Пожалуйста, чёрт возьми, скажите мне, что они её не схватили тоже.

Воспоминания спутанные, но я помню, как разговаривал по телефону в гостиничном номере, потом взломали дверь и люди в масках ворвались внутрь. Раздаются выстрелы из глушителей. Голиаф кричит. Обернувшись, вижу, как падает Донниган, даже не успев выстрелить. Они набросились на меня, и, клянусь, несколько раз ударили, потом всё стало чёрным, дальше не могу вспомнить.

Твою же мать. Кто, чёрт возьми, это сделал?

Я вытягиваю руки и ноги, ощупываю вокруг и пытаюсь понять, где нахожусь. Я молюсь, чтобы Инди не была связана рядом со мной. Пожалуйста, чёрт побери, скажите мне, что она в безопасности отеля.

Моё лицо прижимается к полу, вибрирующему у челюсти, пальцы касаются резинового коврика. Вдыхаю едкий запах выхлопных газов. Я в машине. Может, в фургоне? Или в кузове грузовика?

Нога обо что-то ударяется. Я пытаюсь произнести имя Инди, но получается серия искаженного бурчания.

Если они её схватили… Если необходимо я сожгу весь грёбаный мир, чтобы освободить нас.

Никто её не тронет. Никто не причинит ей вреда. Никогда.

Но я это сделал. Я схватил её. Использовал. Похитил.

Меня мучают собственные обвинения. Я никогда не должен был заставлять её делать ставку на этот грёбаный ключ от номера. Я никогда не должен был преследовать её в Монте-Карло.

Сожаления захватывают меня, когда нос моего ботинка цепляется за штанину.

Это не Инди. На ней было платье. Тогда, кто…

Ботинок врезается мне в спину, и боль молнией пронзает позвоночник.

— Не двигайся, — рявкает мужчина с русским акцентом.

Русский. Блядь.

Это значит, что либо Фёдеров потерял ко мне терпение по поводу встречи с Инди и решил раз и навсегда убрать с дороги, либо у Белевича есть скрытые мотивы, которые я каким-то образом упустил.

Он был на игре в Ла Рейне… и Майорке. Почему я не провёл по поводу него расследование?