Сердце Фатимы
Шрифт:
Хасан закатил глаза. Послали же ему на голову этих тупых солдафонов! Никого сообразительнее не нашлось в городской страже?
Он двинулся в угол, куда откатилась голова, и, наклонившись, всмотрелся в лицо. Глаза убитого были широко раскрыты, как это обычно бывает после казни. Но не это поразило Хасана. Он понял, от чего пришли в ужас стражники: убитый смотрел ему прямо в глаза, но в этом взгляде не было ни гнева, ни укора. Наоборот, он выражал удовлетворение и облегчение. Более того – радость.
– Уберите его отсюда, – прохрипел
Угроза подействовала. Стражники сдвинулись с места. Один из них куда-то побежал и вскоре вернулся с двумя мешками, в которые они, бормоча молитвы, сложили останки убитого. Хасан стоял, опершись о стену, и безучастно глядел на происходящее.
Тарик – так звали убитого – был мертв. Это он, когда они были еще совсем мальчишками, чуть было не увел его на ложный путь, далекий от чистого учения Корана. Его наконец постигла заслуженная кара. Но Хасан не испытывал удовлетворения и торжества.
Наоборот. Он словно напился мутной и затхлой воды, не утолявшей жажды. У него было дурное предчувствие, будто он что-то упустил или забыл сделать, а может, даже совершил непоправимую ошибку. Хасан тряхнул головой, чтобы избавиться от этих мыслей.
Проклятый Тарик… Его смерть навеяла ненужные воспоминания о далеком прошлом, когда он по своей наивности еще называл этого гнусного вероотступника другом. Наверное, дело в этом. В чем же еще?
– Готово, господин. – Стражники закончили свое дело, смыв даже пятна крови на стенах и на полу.
Хасан одобрительно кивнул. У него были все основания быть довольным. Но несмотря на это…
– Прежде чем вы уйдете, чтобы закончить свое дело в пустыне, поклянитесь Аллахом, что никому не скажете, что видели этой ночью, – ни другу, ни хозяину, ни жене, ни детям. – Последнее было явно лишним: у солдат не было ни жен, ни детей. – Держите язык за зубами, даже если сам Субуктакин спросит об этом. Понятно? Поклянитесь!
Стражники вскинули вверх левую руку.
– Клянемся, господин!
Хасан с удивлением взглянул на второго стражника – оказывается, он тоже умел говорить.
– И помните, что ваши души никогда не попадут в рай, если вы нарушите эту клятву.
Переглянувшись, они побледнели.
– Наш священный долг – хранить в строжайшей тайне все, что мы увидели сегодня ночью. Всемилостивейший и всемогущий Аллах доверил нам задачу охранять души правоверных от мерзопакостной заразы святотатства. – Стражники рьяно тряхнули головами. – Да провалиться нам на этом месте, если мы ослушаемся вашего приказа. Вы можете на нас положиться, господин.
–
– Слушаемся, господин!
Взвалив мешки на плечи, солдаты удалились. Хасан остался один.
Окинув пристальным взором помещение, он не заметил никаких следов убийства.
Потом перевел взгляд на пергамент с тщательно выписанным портретом. Теперь он мог вздохнуть с облегчением. В его руках был портрет Ибн Сины. В самое ближайшее время с помощью надежных соглядатаев он может начать его розыск.
Художник мертв, следы его казни уничтожены, свидетелей нет – не считая нескольких пауков в доме, которые видели его в минуту слабости. А эти солдафоны слишком запуганы, чтобы болтать об этом – если они вообще что-то поняли своими куриными мозгами. И тем не менее эта загадочная улыбка на лице убитого не выходила у него из головы.
– Аллах! – шептал Хасан, в молитве воздевая руки к небу. – Скажи, что я упустил? В чем моя ошибка?
Но ответа не было. Вместо него раздался голос муэдзина, призывая верующих к утренней молитве. Повернувшись в сторону Мекки, Хасан опустился на колени на грязные доски пола.
Он не рассчитывал, что его встреча с Тариком так затянется, и не захватил с собой молельный коврик. Аллах простит ему эту оплошность. Хасан наклонился, и его лоб коснулся пола. Но молитва не принесла утешения, как это было всегда. Его мысли были обращены к убитому.
«Тарик, – думал Хасан, – какую страшную тайну ты скрыл от меня? Какой дьявольский план замышлял, если даже перед лицом смерти посмел смеяться надо мной?»
XVI
Беатриче стояла на балконе одной из самых высоких башен дворца: отсюда открывался вид на грандиозный ансамбль из куполов, городских стен и дворцовых парков Газны. Было темно и тихо. Ни в одном окне не горел свет. Даже сторожевые фонари на дворцовой стене были погашены. Казалось, спят все, кроме нее и звезд на небе. Беатриче не могла объяснить даже себе самой, как она оказалась здесь. Неужто во сне блуждала по дворцу? Может, она тоже заразилась той ядовитой пылью, которая лишила рассудка библиотекаря Резу? Думая об этом, она вдруг ощутила до боли знакомый аромат амбры и сандала, будивший в ней сложную гамму переживаний.
– Саддин? – обернувшись, прошептала она.
Неужели это сон? На расстоянии вытянутой руки действительно стоял Саддин. Он был одет в светлый балахон; его густые волосы были стянуты узлом на затылке; на поясе покачивалась тонкая сабля. Он глядел на нее своими черными глазами и улыбался неповторимой улыбкой. И одного этого было достаточно, чтобы ее сердце в волнении забилось. Так чувствует себя девочка-подросток, случайно увидев на улице любимого артиста.
– Саддин? Как ты здесь оказался? Почему?..