Сердце грустного шута
Шрифт:
Она поежилась от речной сырости, укуталась поплотней в шаль. Спустилась по освещенной луной тропинке вниз под крепостную стену. Перебежала мостик через ручей и сразу вошла в лес, подступивший к городку с востока и заполнивший всю долину вплоть до реки.
Каждая извилина дорожки, каждая веточка были ей знакомы. Ноги сами шли вперед и привели на поляну к старому дубу, под низкими ветвями которого стояла античная колонна, вернее ее осколок, остаток древнего храма Дианы.
Здесь
– Лиза! Лиза! – слышала она и никак не могла выйти из сна, и боролась с ним, призывая все силы и, наконец, открыв глаза, увидела соседских старушек. Они прикладывали мокрый платок к ее вискам. Она села рывком.
– Боже! Я дома! – Под рукой она почувствовала ожерелье, вскочила с кровати и бросилась к зеркалу, в котором отразился ее взволнованный облик. – Боже! Я дома! Я – Лиза! – стонала она, почти срывая с себя ожерелье. А другая, уже посвященная половина души, думала: «Ах, как жаль, что закончился этот странный и волшебный сон!»
– Лиза, как вы нас напугали! Вы спите уже очень давно!
– Воды, дай скорее воды!
– Сейчас, сейчас!
Сестры Пунц уже закончили накрывать на стол, когда Лиза вышла из душевой в кухню, села на табурет и уставилась бездумно в окно. На подоконнике в синем молочном бидоне стояли садовые розы. Головки их поникли и свисали фонариками над еще свежими листьями.
– Сколько я отсутствовала? – спросила она, глядя на них.
– Почти сутки, Лизонька! Тебе надо поесть. – Роза Эмильевна придвинула тарелку с бутербродами.
Лиза с удовольствием пила чай и ела с аппетитом. К ней возвращались жизненные силы и энергия.
– Я была у них. – Она кивнула в сторону двери. – Антония действительно там жила и была казнена. Я ведь столько раз ездила в Италию, ходила по этим местам, чувства тогда разрывали меня на части, но я относила это на счет красоты и древности мест, а теперь поняла, что они значили.
Сестры переглянулись и продолжили разговор как ни в чем не бывало.
– Антония? Это мы о каких же годах говорим?
– Ну, родилась она в 1512-м. А потом попала в Россию.
– И как же она попала в Россию? – Старушки снова переглянулись.
– Бежала. В замке ее спрятала молодая княжна. Потом Камилло помог ей выйти из города и переправил через Тибр. Оттуда она пошла на север до Венеции. Там работала в таверне, где вылечила заболевшего русского купца. Он влюбился в нее и увез в Россию. А в России ее все-таки казнили. Что-то я устала. Хочется прилечь.
– Ну, отдыхайте, дорогая. Вам бы книги писать! На ходу такое сочинять дано не каждому! Калитку мы закроем.
Лиза в полной прострации осталась сидеть на кухне. «Откуда я все это знаю? Откуда я все это знаю?» – крутился в голове один и тот же вопрос. Ясно одно: теперь она «за главную», ожерелье в бумагах и украшение тети Веры – без сомнения, одна и та же вещь. И действовать она будет масштабно. Хватит сидеть в четырех архивных стенах! Пора переходить на более высокий уровень. Все эти планы выражались не в конкретно структурированных мыслях, а в чувствах и ощущениях. Она просто знала внутри, что так надо. Без подробностей, в общем. А детали определит судьба. На Лизу наконец-то снизошло успокоение.
После эксперимента с Антонией она расслабилась и ждала, только боялась брать в руки цепи-ожерелье. Открыв ящичек подзеркальника, она веничком смахнула украшение туда. Наводила в доме порядок, планировала покупки, работала, пару раз ужинала с бывшим мужем. Иногда подходила к ящику трюмо и прислушивалась, как раньше в детстве прислушивалась к спичечному коробку, в пустоте которого жужжала пойманная муха. Все было спокойно, и за стеной никто не наигрывал «Августина».
Глава 8. Партнеры
Серебрянка, полтора года назад
…Проснулся Андрей Ильич от пения птиц, от яркого солнечного света и обнаружил себя лежащим на уютной загородной терраске, ему незнакомой. Был он в трусах и майке, одежда, аккуратно сложенная, лежала на старинном сундуке, рядом с ним на маленьком столике стояла чашка с горячим чаем, он видел, как серый дымок поднимался над краем. Ему было хорошо и спокойно, не хотелось двигаться, не хотелось убрать руку, которую припекали солнечные лучи. Так хорошо и спокойно ему еще никогда не было. Мысли о жене и сыне, о работе совсем не тревожили его. Такой отстраненности от земных дел и уверенности он никогда раньше не ощущал. Может быть, это и называлось – проснуться счастливым? Рядом с чашкой лежали его часы, стрелки показывали семь часов семь минут. Несколько мгновений он лежал без движения, боясь, что очарование пробуждения исчезнет, растворится, рассыплется, как стеклышки из сломанного калейдоскопа, превратится в обычные осколки пивных бутылок и аптекарских склянок. Ему не было любопытно, как он оказался здесь и чей это дом. Как-то само собой подразумевалось, что это Лизин дом. Акимов все-таки заставил себя встать и пойти осмотреть сад.
Внимание его привлек гамачок, посеревший от дождей и солнца, но имеющий еще вид, способный вызвать детские дачные ассоциации. Мужчина погрузил свое тело в авоську времени, оттолкнулся ногой от влажной травы и закачался в крупночешуйчатой сети воспоминаний, благо что и небо, и облака были те же, что и в детстве, и так же поскрипывали деревья.
– Андрей Ильич! – На дорожке стояла Лиза, и Акимов увидел, что красота ее сейчас спокойная и утренняя. – Предаетесь детским воспоминаниям? Пойдемте завтракать.