Сердце и Думка
Шрифт:
— Просим покорно! — говорили хозяева, встречая гостей и указывая гостиную; а между тем новые толпы теснятся» дверях. Городничий, Судья, секретари, столоначальники, и — снова девятый вал: Полковник с своими офицерами; но этот вал ударил вдоль стены, исключая Полковника, который прошел в гостиную.
Прибывшие дамы вытеснили, наконец, всех мужчин из гостиной; а чинопочитание и старшинство, наблюдавшееся в строгом смысле, производило ужасную суматоху, бесконечную пересадку с места на место.
Хозяйка предоставила эти счеты своим гостям. Иные без церемонии говорили: «Позвольте!»,
Наталья Ильинишна не знала, кому отвечать, ее осыпали вопросами; несколько каких-то, вероятно, очень значительных дам в городе уселись на диване и около дивана и перекрикивали и друг друга, и всех:
— Давно ли к нам изволили приехать, Наталья Ильинишна?
— Наталья Ильинишна, как вам нравится наш город?
— Вы, верно, Наталья Ильинишна, скучаете здесь, потому что…
— Уж конечно, скучают, после губернского города.
— Почему ж так уверительно говорить, что Наталья Ильинишна скучает у нас!..
— Ах, почему ж, да это уж известно…
— Что ж тут известного, здесь также люди живут!.. Наталье Ильинишне негде было слова приставить.
— Позвольте познакомиться с вашей дочкой, Наталья Ильинишна, — сказала сквозь шум и споры прочих дам жена Стряпчего Анна Тихоновна.
— Ах, боже мой, да где ж она! — вскричала Наталья Ильинишна и приказала звать ее к себе.
Она совсем позабыла в хлопотах про свою именинницу. А Зоя одевалась-одевалась, повторяя: для кого я буду одеваться! — и вдруг раздумала одеваться, сбросила платье, надела реденгот, велела взять из комнаты своей свечу и села подле окна. Вероятно, прекрасная лунная ночь внушила в нее расположение к уединению.
Наталья Ильинишна ахнула, когда сказали ей на ухо, что Зоя еще не одета.
Испуганная, она прибежала в комнату Зои, — темнехонько.
— Зоя! Зоя!
— Что вам угодно? — отвечала Зоя.
— Что это значит? что с тобой? не больна ли ты?
— Голова болит.
— Я думала, бог знает что с тобой сделалось!
— Я не знаю, что ж еще нужно? не явиться же с жалким лицом.
— Ты страмишь нас: гости съехались, хотят познакомиться с тобой, а ты прячешься! Подумают, что ты урод, которого нельзя показать в люди.
— Что ж делать?
Наталья Ильинишна стала сердиться: Зоя равнодушно выслушала гнев ее. Наталья Ильинишна стала просить ее, чтоб она хоть на минуту вышла в гостиную.
— Я выйду, если вам угодно, — отвечала Зоя.
Снова начала она свой туалет; а между тем Наталья Ильинишна предуведомила гостей своих, что Зое сделалось дурно, но что она, немного погодя, представится им.
Между тем Роман Матвеевич засадил почетных гостей в вист и бостон и сам сел играть; между тем полковая музыка загремела польское, [9] начались танцы.
В числе званых гостей был и незваный гость. Этот гость ни пришел, ни приехал; его не встречали и не усаживали, никто об нем не думал, никто не замечал его, никто с ним не разговаривал; несмотря на это, он не жался в углу, был очень развязен, ходил из комнаты в комнату, мешался в игру, в танцы, в разговоры, шептал что-то многим, и казалось, что все соглашались с его словами, не противоречили ему и, не отвечая вслух, как будто говорили: именно так!.. и подставляли с любопытством к нему ухо.
9
Польское (польский) — танец, которым обычно открывался бал.
С одного лица срывал он улыбку, с другого гримасу. Обращение его даже было слишком вольно: то подсматривал он карты и шепотом пересказывал чужую игру, то подставлял танцующим дамам и кавалерам ногу и сбивал их с такта. Но любимым его занятием было сочинение сердечных интриг. Из каких доходов служил он всем страстным сердцам — этого нельзя было понять; вероятно, это составляло страсть его собственную, страсть, полную самоотвержения, заботящуюся только о счастии других: он был поверенным сердца у всех и каждого. На него, казалось, возложили свои надежды и наши женихи для приискания им невест; только Поэт был равнодушен к его заботам: забывая свою Анастазию, он засматривался то на ту, то на другую девушку, а иногда и на женщин. Полковник же, Городничий, Маиор, Судья, Поручик и Прапорщик перемолвились с незваным гостем, и он каждому по очереди-указал на шесть девушек, дочерей помещиков, приехавших на бал к Роману Матвеевичу из окрестностей города.
Каждому из женихов наших понравились выбранные незваным гостем невесты, каждый прошептал: мила, очень мила! волочусь за ней!
Девушки тоже как— будто поручили незваному гостю выбор женихов; и он показал каждой на суженого. Не понравились только двое: Городничий да Судья.
— Неужели этот старикашка намерен на мне жениться? — я не пойду за него! — сказала предназначенная за Городничего, который уже подсел к матери ее с своим почтением.
— Не пойду за него!.. а за кого же?.. за молодого?.. а?..
— Пойду! пойду! только пусть скорей присватается!
— Мне не нравится этот толстяк! — говорила другая про Судью.
— Тем лучше, что не нравится: иначе это была бы измена; притом же у такого Гименея и Амуру будет место.
— Пойду, пойду, только пусть скорее присватается! — отвечала и другая.
И вот Полковник прошелся два раза польское с какой-то полненькой Юлианой Игнатьевной; не сводит с нее глаз, и она не сводит с него глаз; он подсел к ней, завел разговор…
— Как я счастлив, что…
— И мне приятно, что…
Одним словом, они поняли друг друга.
Маиор волочится за какой-то Анелией Доминиковной.
Поручик за Сусанной Людвиговной.
Прапорщик за Розой Самуиловной.
Городничий за Кларой Юстиниановной.
Судья за Агнессой Викторовной.
Все они ужасно как довольны своими паннами, а панны довольны ими, — симпатия творит чудеса.
После второй кадрили незваный гость успел уже свести каждого с паном ойцем и с паней маткой, и в разных углах залы можно было бы слышать: