Сердце из стекла
Шрифт:
– Феликсиниан, – позвал взволнованный женский голос, заставивший меня вздрогнуть и отойти на два шага вбок.
Справа, на одной линии со мной стояла очень старая женщина, на вид которой было не меньше девяноста-ста лет. Сморщенные впалые веки были полуопущены в попытке разглядеть мальчика, а блеклые голубые глаза впервые за все время, что я провела здесь, смотрели на ребенка с добротой и переживанием. Было видно, что такое долгое путешествие являлось для нее тяжелым и весьма трудоемким процессом, однако она делала это не ради себя.
Немного позади стоял высокий жилистый
Мальчик сперва оглядел напряженного отца, стоявшего в стороне, затем мать, обеспокоенно опустившую взгляд, и только потом благодарно улыбнулся нянюшке. Или же кормилице. Он споро вскочил на ноги, резво промчался по ветке и быстро соскочил с нее, особо не цепляясь ни за ствол дерева, ни за тонкие ветки. Мальчик прошлепал по парочке луж, встретившихся на его пути и вцепился в желтый передник старушки, тут же сжавшей его в объятьях.
Рядом с ними легким хлопком возникло золотое кольцо перехода, в которое они зашли не опасаясь. За ними исчез Лорд Вольтер, две Леди и, наконец, ступила я. Мы прошли по темному переходу, затянутому серой дымкой, и вышли на мокрой каменной площадке напротив Мридифа – того самого замка, в который меня переносил Феликс, в котором была та самая «детская», не любимая Князем, и которая стала с его легкой руки моей комнатой.
Леди спешились и отдали поводья конюхам, в то время как мальчик и его няня стояли и молча наблюдали за Лордом, неспешно шагающим к ним.
Казалось, в этот момент, как и во многих других, взгляд Александра совершенно не изменился. Он был все таким же холодно-отстраненным, безразличным и безжалостным. Однако, жилистая рука старшего Вольтера, не дрогнувшая от всхлипа и вскрика мальчика, который стоял рядом, резко и с ощутимой силой схватила старушку за шею и подняла ее в воздух. Абсолютно молча и глядя только перед собой, Лорд оттолкнул подбежавшего и рыдающего Феликса, заставив его упасть на уложенную камнем землю.
Хруст.
И на землю упало лишенное жизни тело. Мое сердце перестало биться вместе с её. На одну секунду, неосознанно, однако я перестала слышать бушующую в голове кровь.
– Уберите здесь, – бездушно произнес Лорд Вольтер, – этого в комнату.
Он ушел быстро, почти взбежав по ступеням и скрывшись за деревянной дверью замка.
Для меня же все будто замерло. Лишь маленький синеглазый мальчик кричал одно единственное «Дора!», в то время как безразличные к его страданиям люди убирали мертвое тело женщины.
06
Я распахнула опухшие от слез глаза. Было странно и одновременно забавно то, что по поводу собственной жизни я так не переживала, наверное, никогда. Если не считать тот детский срыв, конечно.
Однако искорёженное жестокими травмами и по-настоящему кровавыми событиями детство синеглазого мальчика, со всей очевидностью уже канувшее в что-то сродни забытье, отпечаталось в душе нестерпимо ноющей раной. Хотя, все же в мыслях блуждал один из самых очевидных фактов – невозможно оставить глубокие борозды детских травм в прошлом. Отношение ребенка к окружающим уже было достаточно диким и опасливым: незамедлительное, а, главное, осознанное магическое воздействие на приближающегося человека уже говорило само за себя.
Я не буду говорить, что Феликс поступал неправильно или же плохо. Нет, я сама бы сделала точно так же при таких же обстоятельствах.
Пугало другое – слова матери Гилиды в момент, когда, казалось бы, можно было подойти к ребенку и попытаться поговорить, объяснить что-то. Она сказала: «Знающий целитель! Говорила я тебе не давать ему читать!».
Я особо не разбиралась в целительской магии, однако… Феликс, находясь в возрасте четырех лет, мог применять свой дар, переворачивая его с ног на голову. Того требовала ситуация – он считал себя беззащитным и находящимся в опасности. Осознать непреложный факт знания и использования анатомии в русле жестокости было нормальным для семнадцатилетней меня, взрослых людей, который окружали малыша, но не для него самого!
Я просто не могла понять, как люди, видящие и осознающие такой потенциал четырехлетнего ребенка, могли относиться к нему настолько бесчеловечно.
Возможно, это были лишь мои заморочки, как девушки, выросшей в мире большей справедливости и вечной борьбы за права обычных людей. Да, я не видела откровенной жестокости такого плана. Но… Черт возьми! В Детском Доме ко мне было отношение лучше, чем в огромном замке с сотней слуг и с родителями у Фила.
Ко всему прочему, тот же самый Вильгельм был строг и холоден ко мне первое время. Но все-таки среди его арсенала точно не было хладнокровной жажды убийства или кошмарной жестокости, которую, возможно, я и заслуживала.
Мне всегда казалось, что семьи с одним ребенком были самыми счастливыми. Потому что малышу уделялось много внимания, времени, заботы и любви. Я согласна с тем, что семьи бывают разные, как и родители. Однако… наверное, больше всего меня задела именно несправедливость в его сторону.
Словно каленым железом по телу.
Долго лежать и упиваться страданиями и слезами не позволила мне Рая, сграбаставшая меня в охапку, закинувшая в душ и выковырявшая обратно, попутно расспрашивая что произошло. Единственное, что я смогла ей ответить было: «Плохой сон», что отчасти являлось правдой. В ответ меня погладили по голове, чмокнули в лоб, как ребенка, и повели завтракать.
Сегодня я решила надеть платье простого, но достаточно воздушного кроя, скрывающее мою приметную костлявость, вновь возникшую на фоне стресса. Или нежелания есть как такового.
Бусинок, рюш и фатина здесь не было – все заменяли шелковые ленты по подолу, рукавам и горловине, смещенной «чуть» ниже, чем полагается в приличном обществе. Однако, на свете было мало того, что могло меня смутить, потому я прихватила ажурный зонтик нежно-лилового, в цвет платья, оттенка и пошла покорять просторы того самого непокоримого мирового океана.