Сердце красавицы
Шрифт:
— Просто назови это гребаным невезением. — Что он тогда и сделал. Что ему пришлось сделать, чтобы свыкнуться, чтобы забыть. — Как бы то ни было, в тот первый момент — одна деталь полетела, следом другая — я подумал, что справлюсь, а через секунду я уже знал, что мне конец. Мы думаем, что время в такой ситуации летит, но на самом деле оно замедляется. Ты слышишь, как рвется металл, как отлетают детали, тебя словно засасывает в воронку, вокруг все размыто, а внутри те несколько секунд кажутся бесконечными. И это безумно страшно. Еще до того, как включается боль.
Он
«Господи, — подумал он. — Господи Иисусе, что за женщина. Удивительная женщина».
— Ладно. — Он смочил пересохшее горло. — Чувствуешь боль и понимаешь, что не умер. Просто хочешь умереть. Внутренне ты визжишь, и это не похоже на человеческий визг. Но даже этот визг ты не можешь выдавить из себя, потому что захлебываешься собственной кровью. И ты не можешь дышать, потому что отказывают легкие. Те секунды в адской боли, в ожидании смерти — больше, чем ты можешь выдержать. Ты просто хочешь, чтобы это поскорее кончилось… Теперь ты знаешь, но какая тебе от этого польза?
— Это часть тебя. Мы не чистые листы, Малком. То, что мы сделали, что пережили, все остается в нас. То, что случилось с теми девочками, твоя реакция на…
— Я не знаю, почему меня так зацепило. Может, потому, что был тяжелый день, может, потому что это случилось рядом с моим домом. Не каждый раз, когда меня вызывают растаскивать обломки, я испытываю дежавю. Это не так.
— Тогда как?
— Все закончилось, или я бы здесь не стоял. Все покатилось в прошлое, когда я очнулся в больнице. Не мертвым. Это очень важно — быть не мертвым, и я хотел таковым остаться.
Он поставил бутылку на скамью, взял швабру и совок и начал сгребать осколки.
— Если больно, как во всех кругах ада, ладно. Я пережил автокатастрофу, переживу и это. Хотите начинить меня железяками? Вперед, если это поможет мне выйти отсюда на своих двоих. Я начал представлять, как выйду, и это помогало справляться. И я решил, что больше не буду жить одним днем.
— Ты включил обратную перемотку.
Мэл оглянулся на нее.
— Да, в каком-то смысле. Или, может, перемотал вперед. Но когда я очнулся и увидел сидящую рядом маму, когда я увидел ее лицо, я понял, что к прошлой жизни не вернусь. Я не хочу сказать, что я все, что у нее было или есть, но я мог отказаться от той жизни, которая подвергала риску все, что у нее осталось от семьи. Я получил шанс сделать что-то для нее и двигаться вперед.
Мэл вздохнул, с грохотом вывернул совок в мусорное ведро.
— Она ни в какую не хотела уезжать домой. Даже когда у меня появились силы орать на нее, злить ее, я не смог заставить ее уехать.
— А ты хотел? — тихо спросила Паркер. — Ты хотел, чтобы она уехала?
— Я… Нет. Господи, нет. Но я чувствовал себя виноватым, потому что ей пришлось здесь уволиться, и там она подрабатывала официанткой. Я бросил ее, когда мне было восемнадцать. По сути, я именно бросил ее. Разумеется, я посылал ей деньги, но
— Тебе очень повезло с мамой.
— Я знаю.
— А ей повезло с тобой.
— Мы ладим.
— Малком, а что у нас? Как бы ты определил наши отношения?
— А ты?
— Нет-нет, ты опять увиливаешь. Я задала вопрос. Отвечай.
— Боже, Паркер, за тобой не угонишься. Я извинился за вчерашний вечер и объяснил, почему так получилось, и это гораздо больше, чем мне хотелось бы.
— То есть ты не можешь дать определение?
— Я не задумывался. — Он схватил бутылку с водой, поставил ее на место. — Если настаиваешь, я сказал бы, что у нас ситуация.
— Ситуация. — Паркер рассмеялась. — Ладно. По-твоему, я хочу разделить с тобой ситуацию и не интересоваться твоей аварией, тем, как она повлияла на тебя, как она — или ты из-за нее — изменила твою жизнь?
— Явно, нет.
— Малком, тебе важно знать, как все работает. Посмотрим с этой точки зрения. Я не могу разобраться в тебе или в нас, если мне не хватает деталей.
— Я понял, но мне нравятся не все детали, поэтому — точно, как с этим джипом, — я их модифицирую. Я не такой, каким был до аварии. Думаю, мы с тобой не попали бы в эту ситуацию, если бы я не изменился.
— Это мы уже не узнаем, но ты мне нравишься таким, какой ты есть, и это включает твое прошлое. Я не хочу чувствовать, что вторгаюсь в твое личное пространство каждый раз, когда задаю вопрос о твоем прошлом.
— Я тоже этого не хочу, просто не люблю копаться в прошлом. Оно уже прошло.
— Не согласна. Разве ты не помнишь, как впервые прокатился на двухколесном велосипеде, или поцеловал девочку, или сел за руль автомобиля?
— Я помню, как в первый раз поцеловал тебя, и, между прочим, ты все это начала. Четвертого июля.
«Ладно, — подумала Паркер. — На сегодня довольно».
— Только, чтобы отомстить Делу.
— А приз достался мне. — Он взглянул на свои руки. — Я не могу дотронуться до тебя, не испачкав твой милый костюмчик.
— Тогда стой спокойно и держи руки при себе.
Паркер придвинулась к нему и прижалась губами к его губам.
— Надеюсь, это не вместо секса?
— Это лучшее, что ты получишь в данных обстоятельствах.
— Может, постоишь где-нибудь рядом? Парни любят возиться с машинами, когда женщины ошиваются неподалеку и смотрят.
— Мы это делаем, чтобы тешить ваше самолюбие.
Малком опустил джип на пару футов.
— Ты когда-нибудь встречалась с парнем, который возился бы под днищем машины?
— Я не… раньше нет, а Мак встречалась, так что я знаю об этом из достоверного источника.
Комок в его горле куда-то пропал, разжался, и кулак, сжимавший внутренности.
— Это сексизм. Я был знаком со множеством женщин, помешанных на машинах.
— Ну, и ни одна из них не стала бы просто смотреть.
— Отлично. Дотянешься до рулевого колеса?