Сердце меча
Шрифт:
Но ненавидимая на словах ложь пронизала Вавилон насквозь, и началось все отсюда, с самого низа, где люди пытались привить своим зверушкам то, что решительно отторгали сами. Говоря о неприятии конечных истин — навязывали гемам себя в виде такой истины. Говоря о максимизации радости и минимизации боли — пользовались гемами как клоакой, куда сливают свои отрицательные эмоции.
Программой-максимум Кассандра Кэлхун считала включение гемов в общественную Клятву. Работа, которую она писала уже четыре года, должна была убедить дом Рива именно в этом. Гемы, не будучи людьми, тем не менее, могут быть субъектами клятвы — как животные в ряде стран древнего мира считались субъектами права.
Поэтому Кассандра всячески боролась с проявлениями неэтичного отношения к гемам. В Аратте никто из рабов не голодал и не подвергался жестоким наказаниям. Тем удивительнее были случаи побегов от эвтаназии. Это был феномен, и она принялась его исследовать.
Первым делом, нужно было иметь поле для исследований. Кассандра смогла настоять на том, чтобы беглецов не искали (впрочем, это и так делалось не особо тщательно: весной бежать было некуда, пещеры заполнялись водой; зимой беглецов нередко убивал буран, летом — пыльная буря). Она нашла их тайное укрытие и носила туда пищу, постели и теплую одежду — так получилось то, что она про себя не без иронии называла хосписом. Это было древнее, очень древнее слово — так в старину назывались госпитали для неизлечимо больных. Римское безумие запрещало самоубийства, в том числе эвтаназию — и люди, пораженные смертельными болезнями, вынуждены были отходить в муках. Кассандра находила такое принуждение отвратительным — тем удивительнее было наблюдать в рабах стремление умереть именно так, тяжело и без всякого достоинства. Она не выдержала роли холодного наблюдателя — каждому из беглецов она предлагала безболезненную смерть, инъектор у нее всегда был наготове. За три года никто из них — а всего было около полусотни — не согласился. Ее убеждения не действовали, хотя она была совершенно искренна: между отвратительным распадом тела и эвтаназией она сама выбирала для себя эвтаназию и твердо знала, что ни при каких обстоятельствах не пойдет на пересадку личности в клона, даже не будь риска сойти с ума. Она пыталась объяснить рабам бессмысленность этого самоумерщвления. Бесполезно.
Буран улегся, и Кассандра решила поехать в Убежище. Ее снайк был рассчитан максимум на две персоны, и плохо защищен от ветра — фактически, одним экраном, прикрывающим руль. Ездить на нем в буран означало серьезно рисковать, но несколько раз ей приходилось, когда она слышала об очередном побеге, носиться туда-сюда в снежном месиве, отыскивая следы.
Снег валил по-прежнему густо, но ветер стих. Он мог подняться снова в любой момент — сезон преломления отличался непостоянством погоды. Но, к счастью, не поднялся — до убежища Кассандра доехала без приключений.
У самого входа в пещеру она увидела наполовину занесенный снегом глайдер-антиграв, и улыбнулась. Она хорошо знала эту старую, обшарпанную машину.
Нейгал относился к ее «хоспису» как к необъяснимому капризу любимой женщины. Мосс был бы не в силах смотреть на это дело так: он человек совсем иного склада. По сравнению с отцом он был как разбавленное вино. Когда Эктор Нейгал приехал в свой манор, Кассандра вкусила крепленого вина.
Она знала, какие слухи ходят в поселке: старик переманил ее богатством, обещая завещать после себя манор. Глупость двойная: во-первых, Нейгал никогда не обидел бы сына, лишив его наследства, во-вторых, ее не интересовал манор — она вообще не собиралась оставаться на побережье дольше, чем потребует работа. Она была с Нейгалом просто потому, что он был Нейгалом.
У них не было будущего. Нейгал оказался первым мужчиной, которого Кассандра готова была видеть отцом своих детей — но детей у них, похоже, не могло быть. Эктор происходил из незнатной и бедной семьи, потомственной босоты, которая никогда не могла позволить себе дорогостоящую генную модификацию — инсталляцию генов шедайин, продлевающую плодотворную жизнь до ста и более лет. Возраст уже брал свое: фиаско в постели случалось не так уж часто, но забеременеть Касси не могла. Когда она заикнулась об искусственном оплодотворении, Эктор рассмеялся: «Девочка, ты можешь себе вообразить, как я спускаю в пробирку? Нет, Шоколадка, давай оставим эту затею. Не будем ничего красть у жизни из подсобки — будем радоваться, что нам налили за стойкой». Хорошо ему говорить, у него есть шестеро детей от двух жен, старшие — ее ровесники! Впрочем, у него были свои завиральные идеи — один раз он заикнулся, чтобы она после его смерти вышла замуж за Мосса. Может быть, это казалось ему удачной мыслью — что после смерти он каким-то образом, через ту часть, что есть в сыне, все же будет с ней, и бла-бла-бла… Но лично ей это казалось просто отвратительным. Мужчина, который покорно ждет, пока отец дотрахает его любимую женщину — это «типичное не то».
Эктор ждал ее в одном из коридоров неподалеку от укрытия — видно, не мог усидеть там (он был страшно брезглив) и ходил взад-вперед, согреваясь.
— А у меня сюрприз, Шоколадка, — он улыбался как мальчишка, приготовивший какую-то каверзу.
— Новенький? Странно, я еще ничего не слышала о побеге.
— Не угадала. Гости.
— Гости?
— Угу.
Кассандра ожидала чего угодно — в принципе, от Эктора можно было ожидать чего угодно; но такого поворота событий она не ждала даже от него.
Он пригрел имперцев. Официально пригласил в гости экипаж и пассажиров разбившегося на ледяной равнине левиафаннера.
— Ты с ума сошел! — ахнула она. — Их же наверняка ищут! Как они могли проскочить?
— Да, меня тоже это занимает, — спокойно отозвался он. — Касси, ты сейчас сама их увидишь, и поймешь, почему я пригласил их в манор. Честное слово, иначе было никак.
Кассандра прошла за ним в пещеру, сообщавшуюся с убежищем извилистым и узким ходом. Она знала эту пещеру и знала, что оттуда есть путь наверх — но сама этим путем не пользовалась, не любила ездить по леднику. Когда она увидела этих нарушителей границ, она признала правоту Нейгала: иначе нельзя было поступить.
Трое из них были детьми: двое мальчиков, пяти и пятнадцати лет, одна девочка-подросток — фем, вполне развитый и, что очень странно — без клейма. Как правило, фемам клеймо не инсталлируют — просто маркируют лоб пигментным знаком, по которому можно определить имя хозяина. С годами знак выцветает, к двадцати годам сходит полностью — но кто из фемов доживает до двадцати лет? Тот, кто освобожден имперцами… Касси присмотрелась поближе — и не увидела даже бледных следов знака.
Пятеро были гемы: четверо тэка и боевой морлок. Подчинялись все женщине, примерно тех же лет, что и Кассандра — а может, моложе или старше, плюс-минус пять: трудно точно назвать возраст людей с примесью крови шедайин. Девочка-фем держалась с ней не как служанка, а как дочь. Темноволосая и сероглазая, женщина представляла ярко выраженный гэльский тип, без примеси азиатских или африканских генов, но для потомка шедайин — низковата; значит, росла на планете с повышенной гравитацией. К тому же типу относился и ее брат — но он был выше сестры, а из-за худобы казался вообще длинным: видимо, период интенсивного роста провел на другой планете, с нормальной или даже пониженной тяжестью.
«Тир-Нан-Ог или Бран», — подумала она, протягивая имперке руку для пожатия и представляясь.
— Констанс Мак-Интайр, — ее приветственный короткий поклон отличала врожденная грация аристократки. Кассандра слегка позавидовала.
Она была владетельницей небольшого левиафаннерского флота, и, отправляясь по делам с одной планеты на другую, воспользовалась одним из своих кораблей, чтобы не тратиться на имперский транспорт. Но в пути случилось несчастье: в охоте на левиафана погибла вся неполная команда корабля. На судне остались только двое тех, кто мог бы его куда-то привести: юный ученик пилота и бортмеханик, по несчастному совпадению, оказавшийся пиратом и польстившимся на выкуп, который можно было бы выручить за жену, сына и шурина владельца левиафаннерской компании. Он завел корабль в рейдерскую зону, и там, спасаясь от бандитов, юный пилот совершил прыжок наугад — и этот прыжок привел его на Картаго.
Почему не уничтожили корабль — оставалось полной загадкой для самих потерпевших крушение. Касси заподозрила какой-то подвох, но, поймав взгляд Нейгала, не стала ни о чем расспрашивать. В конце концов, подумала она, покровительство Нейгала — это одновременно и охрана Нейгала. В маноре он будут заперты так же надежно, как и в Аратте. Если Эктор сочтет нужным уведомить власти — он это сделает.
Они договорились, что Кассандра поможет ему отвезти гостей в манор: так не придется делать две ходки.