Сердце моё
Шрифт:
– Хорошо,- вяло киваю я, устраиваясь поудобнее на его плече. Говорить не хочется. Думать тоже.
– Это для твоего же блага- бросает он, а мне хочется добавить " сказал удав кролику", но я молчу, памятуя, что должна держаться. Делаю вид, что мне всё равно, что я почти смирилась:
– Да, конечно.
Когда мы доезжаем до ресторана, где нам отводят огромный кабинет просто для того, чтобы перекусить, я решаюсь начать:
– Скажи, а...все, что ты говорил о сердце твоей жены... моём, вернее, теперь моём, правда?- вижу, как он с силой
– Да, правда.
– отрывисто бросает он, а затем добавляет недовольно- Давай есть.
Что же, я с первой попытки потерпела фиаско. Вот вам и Мата Хари. И я замираю с вилкой, так и не донеся ее до рта- ну вот, опять воспоминания. Похоже на медленную загрузку обновлений в телефоне- еле-еле, по несколько процентов. Вот только там- в час, а у меня? Вдруг, в год? Или вообще никогда?
Опять пытаюсь настроить себя- успокойся, успокойся. Твое волнение и нервы лишь всё испортят. Когда я рыдала от страха перед Линдой, там, уже в процедурном кабинете, умоляя спасти меня сейчас, она сказала мне одну важную вещь:" Ты в безопасности по крайней мере несколько недель, пока не надоела ему. А ещё ты должна сделать это не только ради себя, а ради всех тех несчастных, что будут после тебя".
И я согласилась.
– Скажи,- вновь это дурацкое " вводное слово", но с налаживанием мостов и мало-мальски нормального диалога у меня пока не очень- А куда ты хотел меня пригласить? Я бы хотела в парк? Или куда-то на природу, я так измучилась в четырех стенах.
Ну, про " четыре стены", я , конечно, загнула- на территории дома и придомовой можно разместить как раз целый парк, но я использую метод " чуток вызова+щепотка правды"- нужно заверить его в том, что я честна с ним. Раз позволяю себе такие высказывания о том, чего затрагивать раньше не решилась бы, боясь разозлить.
Святослав молча оценивающим взглядом проходится по мне, а я играю дурочку, налегая на еду, и будто не замечая этого. Наконец, он отвечает:
– Здесь есть довольно неплохой, большой парк. Если ты захочешь, мы можем там прогуляться. Но я хотел пригласить тебя на пару мероприятий.
И снова я использую свой прием:
– Ты знаешь, мне неловко там. Сперва я думала, что стану центром всеобщего внимания- все будут смотреть, осуждать, обсуждать. А потом увидела, что наоборот- никому особо и не интересна, и я не знаю, что задело меня больше- глупо улыбаясь, размахиваю перед собой вилкой.
Святослав лишь ухмыляется такой моей болтливости и непосредственности, но, кажется, заглатывает удочку:
– Поверь, там большинство - с такими же мыслями. Именно поэтому они щеголяют перед друг другом всем, чем могут, ведут себя как пафосные снобы. Они боятся не меньше твоего, что найдется кто-то, кто скажет- а что вот он здесь делает?
Так, молодец, Лера. Первый шаг сделан и, вроде, довольно успешно.
– А ты? Мне кажется, ты так не думаешь?
– осторожно продолжаю я- Я видела, как ты себя ведёшь, для тебя
Глупо улыбаясь, я покачиваю вилкой, и тут же морщусь от боли- мою другую руку, что лежит на столе, смял своей здоровой лапищей Соболев:
– Какую игру ты задумала, Талова? Что происходит, чёрт побери?!- его глаза буравят меня так обжигающе, что, кажется, прожгут дыру насквозь. Вот и " втерлась в доверие", меньше минуты...
Но то ли упрямство, то ли неясная бравада заставляют меня играть дальше. Опустив глаза, тихо бросаю:
– Та сам сказал- перемирие. Я пытаюсь его поддержать. И ... мне больно- кошусь я на руку.
Он тут же убирает руку, не сводя с меня взгляда. Затем кивает, сухо бросив " извини".
Я не могу понять, поверил ли он. Да и как может быть, что жертва становится равной похитителю, втирается в доверие- эта мысль свербит на задворках сознания. Но тут же ей возражает другая моя сторона- а Роксолана? Из пленницы и жертвы стала любимой и единственной, женой и правительницей.
Истерический смешок вылетает из моих губ прежде, чем я успеваю заметить- ну надо же, может, я историей увлекалась? Иначе отчего почти все, что вспоминается, связано с нею.
– Лера, прости, я виноват,- удивляет вдруг меня Святослав, и я вспоминаю, что он все ещё наблюдает за мной- Я не должен был себя так вести, просто...- я вижу, как работают желваки на его лице, но он молчит.
– Скажи, а я правда ...правда принимала наркотики?- решаюсь я задать вопрос, что скачал меня много дней.
– Да, правда, принимала- его взгляд говорит о том, что либо это правда, либо он и сам верит в этк версию.
– Тогда почему я сейчас ничего не чувствую?- продолжаю добивать его то ли фактами, то ли вопросами - ломка, желание снова принять?
Он делает неопределенный жест рукой, устало откидываясь назад на кожаном диване:
– Я не знаю. Я говорил с врачами, большинство сходятся во мнении, что все зависит от мозга. Некоторые отделы могут быть нарушены или не так функционировать... Поэтому и за память тела они не отвечают.
– Но мне ведь делали МРТ?
– уже заинтересованно перебиваю я, подаваясь вперёд- мозг в норме, ты сам это слышал? Или ты допускаешь, что я не лгу и память действительно...
– Лера!- угрожающе обрывает он- Не перегибай, ешь.
Я успокаиваюсь, вспомнив, что вылетела из роли напрочь, едва не сбив его и для самой себя неожиданным напором.
– Да, прости, мне просто было интересно.
Когда нам приносят десерт, довольно необычный, горящее мороженое, я с неожиданным для себя удовольствием наблюдаю, как загораются глаза Святослава. Нарочито медленно опускаю ложку в холодное лакомство, подношу к губам- и медленно, чувственно облизываю. Потом проделываю это ещё пару раз, сама кайфуя от того, как ведёт мужчину от этого зрелища. От ощущения своей хоть крошечной, сиюминутной, но всё же власти над ним.