Сердце моё
Шрифт:
И вдруг меня накрывает с головой. Конечно, потом я буду твердить ошметкам гордости, что это было лишь " для дела", но сейчас я игриво прохожу рукой по его ноге, с удовлетворением отмечая, как набухает бугорок на его брюках, затем прохожу рукой по ширинке, слегка прихватив пальцами. А после - залезаю на него как те стриптизерши из кино, надеюсь, со стороны я выгляжу также сексуально. Слегка прогнувшись в спине, я двигаю бедрами, чувствуя как он хочет меня. Я и сама влажная и готовая на все. Опустив руки на его плечи, я ещё раз прохожусь набухшими складками под тонкой тканью спортивных брюк по его члену, что тоже рвется из штанов. И тут мой запал исчезает. Что делать дальше? Такого в кино не было. Слезать и снимать с него штаны? Это будет неуклюже, смешно и не эротично.
Когда мы понемногу приходим в себя, одеваемся, то первое, что я слышу...Возвращает меня обратно. В грубую реальность, где нет места нежности, заботе, любви, романтике:
– Нужно будет заехать в аптеку, купить что-то от беременности, чтобы ты выпила. И пригласим врача, пускай поставят тебе противозачаточные.
Я киваю, с силой прикусив губу, чтобы не заплакать, чуть отвернувшись- почему это так больно? Что за бред? Будто я хочу детей от него? Просто женская гордость, да, именно гордость заставляет меня сейчас сидеть с каменным выражением лица, ожидая, когда соберётся он.
Park
Cвятослав:
Я сам как долбаный наркоман- не могу ею насытиться. Когда она села на меня сверху, я едва не кончил. А потом... Страшно признаваться в этом самому себе- я получал от процесса меньший кайф, чем от того, как она им наслаждалась. Как откидывалась назад, как неумело ласкала себя, как что-то шептала с придыханием. Это был чистый андреналин, удовольствие, на которое я подсел.
Конечно, я понимал, что она снова что-то " замутила"- ластится как кошка, использует излюбленный женский метод для усиления мужской сговорчивости, секс. Но разве это не то, что нужно сейчас нам обоим? Когда мы рядом, кажется, даже воздух становится наэлектризованным- такие искры проскакивают. Раньше я думал, что это- злость, обида, разочарование. А сейчас? Да хер его знает, я ведь не грёбаный психолог. Я знаю одно- хочу ее рядом с собой. И не только в постели. А дальше? После гибели Алёны я перестал загадывать на это самое " дальше". Жизнь- штука несправедливая, непредсказуемая. Вот сегодня с утра ты радуешься повышению и празднуешь переезд, а вечером узнаешь, что все акции твоей компании сгорели, и ты в барахтаешься в долгах как в выгребной яме. Или же в обед ты заскакиваешь в ювелирный- купить своей второй половинке кольцо с тем самым камнем и тем самым значением, а вечером, придя раньше с работы, чтобы устроить сюрприз, застаешь ее с соседом в кровати.
– Пожалуйста, мы могли бы прогуляться? Всего немного?- врывается в мои мысли голос Таловой. Она смотрит на меня с такой обескураживающей честностью, что я буду последним судаком, если откажу. Она действительно этого хочет.
– Хорошо- киваю я- Но смотри, одна глупая выходка- и ты проведешь остальное время в подвале
Зря я это ляпнул- видя, как страх заполняет ее глаза, гася собой радость от моего согласия, хочется взять и дать в морду самому себе. Я ведь не урод совсем моральный, не стоит упиваться властью, если она есть.
Я отдаю приказ водителю, а Лера отворачивается, глядя в окно почти всю дорогу.
Когда мы выходим, я вижу, как она меняется в лице:
– Где мы?- взгляд ее цепляется за многоэтажки, машины, людей, спешащих по делам или на ланч.
Я
– Центральный парк. Нью-Йорк.
– Мы в США? Но как же...а виза? У меня же нет- растерянно озираясь, приоткрывает рот маленькая обманщица, совершенно забывая свою версию о потере памяти. Про отсутствие визы вдруг вспомнила, ну надо же.
– Теперь есть, - коротко бросаю ей, обнимая за талию и чуть подталкивая вперёд. Попутно напоминаю себе о том, что решил. Нужно расценивать её ложь как попытку защититься, не более. Пока что.
– Ого, сколько народа,- замирает она, глядя по сторонам. Мимо нас по специальным дорожкам проносятся велосипедисты, а неподалеку ожидают своего времени роллеры*. Гуляют пары с детьми, на которых я смотрю с почти осязаемой болью, что никогда не отпустит - возможно, и я сейчас мог бы нести на руках своего ребенка, уставший, но счастливый. Спорить с Алёной по каждому поводу днём- и также бурно мириться ночами. Раздражаться из-за её упрёков в отсутствии внимания - и с волнением выбирать ей подарок, просто, чтобы порадовать. Ведь я и так старался дать ей всё.
Заметив мое состояние, Лера начинает нервничать:
– Что-то не так?- замерев на месте спрашивает она, глядя на то, как охранники словно две статуи замирают рядом.
– Нет, все хорошо. Давай я покажу тебе местные достопримечательности.
И следующие пару часов проходят на удивление неплохо. Мы неспешно прогуливаемся по центральной аллее, под сводом из деревьев, чьи кроны сплелись прямо над нашими головами. Точно огромная живая артерия аллея наполнена людьми, что также как и мы гуляют вдоль неё. Аллея приводит нас к Bethesda Terrace - здесь у фонтана резвятся дети под периодические окрики матерей. Неподалеку уличные музыканты что-то негромко наигрывает, а ещё чуть дальше фокусник умело вытаскивает из-за ушей разомлевшей от жары детворы монеты или сладости.
На Большой лужайке, мимо которой мы следуем дальше, лениво загорают парочки, коричневые от постоянного пребывания на солнце спортсмены шумно играют в волейбол или баскетбол на отведённых под это площадках. Стайка детей, переругиваясь и визжа от восторга, запускает воздушного змея, что постоянно отлетает к ближайшим деревьям, цепляясь за их кроны. Глаза Леры важно поблескивают, когда она видит, как трогательно милая старушка в жёлтом пуловере и темных брюках ухаживает за своим не менее старым спутником, на импровизированном пикнике. Да, женщины ценят это " долго и счастливо". Вот только есть оно буквально у единиц. Но, видя, какой детский восторг на её лице при виде нежности и заботы друг о друге этой пары, я не решаюсь влезть со своим цинизмом. Может, Лера и пытается хитрить и изворачиваться, но иногда в ее натуре проскальзывает нечто совершенно детское.
У большого каменного замка девятнадцатого века под слегка парижским названием, Бельведер, мы останавливаемся. Я даю Таловой вдоволь налюбоваться и навосхищаться им. В большом пруду, говорят, водятся черепахи. И я с усмешкой замечаю, как даже две моих гориллы, что неотступно следуют за нами, вытягивают головы точно те самые черепахи, в попытках рассмотреть в воде хоть малейший признак их присутствия.
Дальше мы следуем по садам Шекспира, здесь Лера вертит головой точно флюгер в ветреную погоду, любуясь цветами. А мне отчего-то вспомнилась оранжерея. Очень некстати вспомнилась, я надеюсь, что никто из мамочек рядом не сообщит офицеру по поводу маньяка, что таскается по парку со стояком.
Мы проходим вдоль театра Делакорт, где сегодня нет постановок. Но обычно здесь проходят целые фестивали с участием всемирно известных актеров, певцов, режиссеров.
У водохранилища имени Жаклин Кеннеди Онассис я чувствую себя как ее престарелый второй муж - измотанным и уставшим. А вот Лере хоть бы что- глаза блестят, что-то восторженно у меня выпытывает о парке, я даже что-то умудряюсь отвечать. А самому хочется просто завалиться на травку и лежать в позе камня. Не двигаясь. Ещё один контраст между нами- Лера ещё молода, а я старше ее на добрых тринадцать лет.