Сердце обалдуя
Шрифт:
– Эй, – сказал Глэдстон Ботт, как всегда не поздоровавшись. – Когда, наконец, я увижу своего дворецкого?
– В самое ближайшее время, – ответил Бредбери.
– Я ждал его вчера.
– Скоро получишь.
– Чем его кормить? – поинтересовался Ботт.
– Да тем же, что ешь сам. Когда жарко, добавляй серу в портвейн. Расскажи лучше, как сыграл?
– Проиграл. Чертовски не везло.
Глаза Бредбери Фишера засверкали. Пробил его час.
– Не везло? Скажешь тоже, «не везло». Везение тут ни при чем. Ты вечно жалуешься на удачу. Может, ты просто чертовски плохо
– Что?!
– Ты никогда не сможешь играть в гольф, если не освоишь азы. Вспомни, как ты бьешь по мячу.
– Ну и как же я бью по мячу?
– А так – ты все делаешь неправильно. При правильном замахе клюшка отводится назад, а вес тела плавно переносится на правую пятку и подушечки пальцев левой ноги. Однако как ни работай над техникой, все равно ничего не выйдет, если не перестанешь вертеть головой во время удара, потому что нужно смотреть на мяч.
– Эй!
– Очевидно, что при замахе нельзя делать резких движений, так как это приводит к потере равновесия. Ты должен понять, что совершенно необходимо…
– Эй! – прервал его Глэдстон Ботт.
Он был потрясен до глубины души. Ботт мог часами выслушивать подобные рассуждения от профессионалов или знакомых игроков с нулевым гандикапом. Гандикап Бредбери Фишера равнялся двадцати четырем, и Ботт свято верил, что может разделать Фишера под орех в любое время дня и ночи.
– С чего ты взял, – с жаром спросил он, – что можешь учить меня гольфу?
Бредбери Фишер усмехнулся про себя. Все шло в точности по его коварному плану.
– Друг мой, – ответил он, – я просто хотел помочь.
– Каков нахал! Да я разнесу тебя в пух и прах – только дай.
– Легко сказать.
– Я тебя дважды обыграл за неделю до твоего отъезда в Англию.
– Конечно, кто же станет играть в полную силу, когда на кону лишь несколько тысяч долларов. Ты не посмеешь сыграть со мной на что-нибудь стоящее.
– Когда угодно и на что угодно.
– Прекрасно. Сыграем на Близзарда?
– А ты что поставишь?
– Все равно. Пара железных дорог подойдет?
– Лучше три.
– Договорились.
– Как насчет следующей пятницы?
– Отлично, – ответил Бредбери Фишер.
Ему казалось, что все неприятности позади. Как и все гольфисты с гандикапом двадцать четыре, он ничуть не сомневался, что легко одолеет любого игрока своего уровня. А уж от Глэдстона Ботта он не оставит и мокрого места – стоит лишь заманить его на поле.
Однако когда наступило утро судьбоносного матча, Бредбери Фишер неожиданно почувствовал себя не в своей тарелке. Слабаком он никогда не был. Его хладнокровие в ответственные минуты давно стало легендой на Уолл-стрит. Во время известных событий, когда Б. и Г., объединившись, напали на В. и Д., и Фишеру, чтобы не упустить из рук Л. и М., пришлось скупать акции С. и Т., он и бровью не повел. А вот сейчас, за завтраком, пытаясь подцепить вилкой кусок бекона, он дважды промахнулся мимо тарелки, а на третий раз чуть не проткнул себе щеку. Один вид Близзарда – такого спокойного, такого уверенного, во всех отношениях превосходнейшего дворецкого, – окончательно лишил Бредбери присутствия духа.
– Я сегодня сам не свой, Близзард, – сказал он, натужно улыбнувшись.
– Да, сэр. Вы действительно выглядите обеспокоенным.
– Точно. Играю сегодня в гольф – очень важный матч.
– В самом деле, сэр?
– Надо взять себя в руки, Близзард.
– Да, сэр. Если позволите, осмелюсь дать совет: во время игры постарайтесь ровно держать голову и смотреть прямо на мяч.
– Обязательно, Близзард, обязательно, – ответил Бредбери Фишер, расчувствовавшись. – Спасибо за совет, Близзард.
– Не за что, сэр.
– Как спина, Близзард?
– Немного лучше. Благодарю вас, сэр.
– А икота?
– В последнее время отмечается небольшое, быть может, временное, облегчение, сэр.
– Хорошо, – сказал Бредбери Фишер.
Твердым шагом он вышел из комнаты и направился в библиотеку – немного почитать Джеймса Брейда[6], а именно замечательную главу об игре в ветреную погоду. Утро выдалось ясным и солнечным, но лучше быть готовым к неожиданностям. Затем с чувством выполненного долга Бредбери Фишер велел подать машину и отправился в клуб.
Глэдстон Ботт с двумя кэдди уже дожидался его. Соперники обменялись приветствиями, и Ботт, которому выпал жребий начинать игру, отправился выполнять первый удар.
Среди гольфистов с гандикапом двадцать четыре существует великое множество разновидностей, не все из которых до конца изучены наукой, однако в самом широком смысле выделяются два типа – безрассудные и осторожные. Первые бесстрашно стараются сыграть любую лунку одним блестящим ударом. Другие раз за разом предпочитают довольствоваться скромной девяткой. Глэдстон Ботт был из когорты осторожных. Он потоптался на месте, будто курица на заднем дворе, а потом несильным ударом послал мяч на семьдесят метров точно вдоль фервея. Затем настал черед Бредбери Фишера.
Вообще-то Бредбери Фишер всегда предпочитал рискованную манеру игры. Как правило, при замахе он отрывал от земли левую ногу, сильно отклонялся назад, перенося вес на правую, затем резко подавался вперед и яростно рассекал воздух клюшкой в надежде попасть по мячу. Временами такая техника приводила к успеху, хотя ее очевидным недостатком была некоторая ненадежность. Во всем клубе только Бредбери Фишеру да местному чемпиону когда-либо удавалось попасть на грин второго поля всего одним ударом. С другой стороны, только Бредбери Фишер сумел однажды послать мяч со стартовой отметки одиннадцатого поля прямиком к шестнадцатой лунке.
Однако в этот день из-за чрезвычайной важности матча в нем произошли чудесные перемены. Твердо стоя на обеих ногах, он колдовал над мячом, будто боялся его сломать. Замах Бредбери походил на замах Глэдстона Ботта, и мяч тоже пролетел семьдесят метров по красивой аккуратной дуге. Ботт ответил ударом метров на восемьдесят. Бредбери не отставал. Так, медленно прокладывая путь через поле, они добрались до грина, где Бредбери, ловко орудуя паттером, поразил цель третьим ударом, и счет остался ничейным.