Сердце полуночи
Шрифт:
– Неприятности в храме? – подбодрил его Люкас. – Грешников больше, чем праведников?
Торис раздраженно затряс головой, пряча взгляд от безжалостных глаз Люкаса. В конце концов он все же заговорил.
– То, что я хочу рассказать, мастер Люкас, удивит вас настолько, что, быть может, вы даже не поверите мне. Однако я готов поклясться гласом Милила, что все это – истинная правда.
– Что же за новости принес ты? – спросил Люкас, на этот раз без тени насмешки.
– Дело касается Казимира. Я знаю, что он очаровал вас точно так же, как и нас всех, вы считаетесь его другом, однако
Люкас, Казимир – оборотень, вервольф. Самое страшное, что его нельзя от этого излечить – с этим проклятьем он родился. Я солгал вам, сказав, что он проспал всю ночь. Я сделал это затем, чтобы ввести в заблуждение злонамеренных недругов, буде таковые окажутся среди завсегдатаев таверны. Все было иначе. Прошлой ночью он вернулся всего на несколько мгновений и напал на меня, при чем чуть не сорвал мне голову с плеч. Одним богам известно, почему он отпустил меня, а в следующее мгновение он исчез. Он велел мне охранять Юлианну… от вас. Выражение лица Люкаса оставалось непроницаемым. В полумраке кабинета морщины на его лице казались гораздо глубже, чем при дневном свете, а глаза и вовсе утонули во мраке. Черные брови хмурились, а огонь свечи снова отразился в монокле, когда он наконец заговорил.
– Оборотень… я дал приют и кров оборотню?
– Простите мастер, что я не сказал вам раньше, – сказал Торис голосом более жалким, чем ему хотелось. – Я сам был не очень уверен в этом до того момента, когда…
Люкас вытянул вперед руку, перебив Ториса. Торис послушно замолчал и расслышал низкий гул – гомон толпы, который ворвался в крошечный кабинет вместе с ревом водопада. Прислушавшись к нему, жрец почувствовал внезапное удушье. С трудом вдохнув воздух, он уставился на огарок свечи в центре стола.
Когда бард заговорил, то был безжалостно немногословен:
– Что нам делать?
Торис удивленно посмотрел на него. Обдумывая свою речь, он был уверен, что Люкас немедленно придумает какой-нибудь выход, предложит какое-то решение. Именно поэтому он не имел ни малейшего понятия о том, что теперь делать.
– Одно безусловно ясно, – проговорил Люкас, – ему нельзя оставаться в этой гостинице, и даже в городе – в моем городе.
Торис испуганно затряс головой:
– Он ни за что не уберется отсюда по доброй воле без Юлианны. Но если мы позволим ему забрать ее, тем самым мы обрекаем ее на гибель.
– Он любит свою Юлианну, – негромко отозвался Люкас, в задумчивости проводя языком по нижней губе.
– Да, любит больше всего на свете… даже больше жизни, – с нажимом подтвердил Торис. – Но я не хочу чтобы она искушала его… нечеловеческие инстинкты.
– Если бы ее отняли у Казимира, – заключил певец, – он бы погиб. Возможно, даже попытался бы покончить с собой.
– Но наверняка судить все равно нельзя, – возразил Торис. – Он может потерять от горя рассудок и прикончить сотни и сотни людей.
Лукас серьезно посмотрел на молодого жреца.
– Итак, как же нам избавиться от него? Он не может остаться здесь, он никуда не уедет без Юлианны, а поймать его без нее мы не сможем…
Сердце в груди Ториса заколотилось
– Я убью его.
– Как? – Люкас разглядывал взъерошенного жреца.
Под его взглядом Торис опустил глаза.
– Он сказал, что вернется сегодня ночью. К этому времени я закажу для него еду и попрошу подать ее в комнату Когда он придет, я закрою дверь в комнату Юлианны и погашу свет, чтобы не разбудить ее. Затем, отвлекая его угощением и дружеской беседой, я зайду ему за спину и ударю в сердце… – говоря все это Торис смертельно побледнел, а глаза его наполнились слезами.
Устремив на Люкаса свои немигающие, покрасневшие глаза, он, однако, нашел в себе силы продолжить:
– Но для того, чтобы сделать это, мне нужен подходящий клинок, который достал бы ему до самого сердца. Он не может быть из стали – оборотни не страшатся железа. Кинжал должен быть заколдованным или…
– Я достану для тебя как раз такой клинок, какой нужно, добрый Торис, – перебил его Люкас. Протянув вперед руку, он коснулся его запястья своими холеными пальцами с длинными ногтями. Рука его, однако, была холодна как лед. – Но что будет с тобой и с Юлианной?
– Мы убежим. Уже дважды мы пытались бежать в Гундарак, и дважды нас останавливали непредвиденные обстоятельства. В первый раз какое-то могущественное заклинание заставило нас уснуть прямо в седлах, так что проснулись мы только в своих постелях. Изучив это заклинание, я узнал, что оно не действует на цыган. Во второй раз я нанял цыганку, чтобы она отвезла нас, но по дороге нас нагнал Казимир и завернул.
– Я тоже слышал об этом заклинании, – кивнул Люкас. – Вам не удастся бежать ни верхом, ни в карете, ни пешком, так как магическая песня снова усыпит вас. С другой стороны, цыганка вам тоже не помогла.
– У нас нет другого выбора. Убью я его или нет, но мы должны бежать как можно быстрее.
Зеленая дверь в домике Эйрена фон Да-акнау была не только аккуратно покрашена, но и тщательно отполирована, и на ее поверхности не было ни грязи, ни царапин, какие могли быть оставлены небрежными посетителями. Казимир отметил ее сверкающее совершенство с кривой ухмылкой: те, кто приходил к Даакнау, прикасались к этой двери только один раз. Все еще бессмысленно улыбаясь, он постучал и, ожидая пока ему откроют, поправил воротник недавно украденной крестьянской одежды и опустил глаза, рассматривая гладкое крыльцо под ногами, так же как и дверь выкрашенное зеленой краской.
Замок на двери коротко лязгнул и зеленая дверь медленно отворилась, и Казимир не без страха заглянул в сумрачный провал прихожей. Из глубины этой пропасти на него настороженно смотрели внимательные глаза хирурга.
– Добрый день, Казимир? Чем могу быть полезен вам сегодня? – раздался невыразительный, сдержанный голос.
На несколько мгновений Казимир замешкался; он не мог говорить, чувствуя как облако извращенной жестокости, цеплявшееся за Даакнау, где бы он ни находился, обволакивает и его. Он ощущал его физически, как запах тления или запах могилы…