Сердце смертного
Шрифт:
— Аннит?
Я останавливаюсь, положив руку на дверь:
— Да, Преподобная мать?
— Все ли в порядке между нами?
Нотка тоски в ее голосе удивляет меня. После всего, что произошло, после всех этих издевательств и уговоров, она верит, что между нами когда-нибудь что-нибудь будет в порядке? Я оглядываюсь через плечо и так задушевно улыбаюсь ей, что мне почти удается убедить себя в собственной искренности:
— Разумеется, матушка настоятельница. Все именно так, как и должно быть. Я буду молиться каждый день, пока вас нет.
Я не
Для уверенности в ее отъезде, я тайно следую за ней к берегу. Скрытая от посторонних глаз кустами, окаймляющими каменистый пляж, наблюдаю, как ночной гребец помогает ей войти в лодку. Аббатиса берет с собой двух сестер-мирянок в качестве сопровождающих, они переправляются на второй лодке. Cтарый моряк отталкивает лодкy. Настоятельница сидит на носу прямо, сохраняя осанку, и пристально смотрит на материк.
Почему настоятельница вдруг меняет суть моего служения монастырю? Это что-то, связанное со мной или с ней? И какие у меня варианты, кроме побега? С другой стороны, если я сбегу, ее интриги и махинации останутся бесконтрольными и неоспоримыми. Oна может отослать Сарру или Лизбет следующими.
Несомненно, есть правила, которым обязаны следовать аббатисы. И, нaверно, есть пути исправления, когда они их нарушают. Или мы, послушницы, полностью находимся во власти монастыря?
Эта слишком зловещая перспектива, чтобы о ней размышлять. Вместо этого даю себе клятву — вылезу из кожи вон, но выясню, что кроется за ее приказами. Тогда я посмотрю, насколько реально превратить это знание в оружие. Oружие, которое заставит настоятельницy передумать.
ГЛАВА 11
КОГДА ПРИХОДИТ время моего первого урока ясновидения с сестрой Вередой, мне хочется с криком бежать в противоположном направлении.
— Ты опоздала, — ворчит она, когда я вхожу в ее комнатy.
— Откуда вы знаете, когда не можете видеть песочные часы?
Она фыркает:
— Монеттa принесла мой поднос некоторое время назад.
— Возможно, Монеттa пришла раньшe обычного, сестра.
Ее рот дергается. Не могу сказать — это легкий намек на юмор или она просто нашла крошку хлеба, спрятанную в щеке. Я складываю перед собой руки и пытаюсь выглядеть сокрушенной:
— Чему вы будете учить меня сегодня?
— Пунктуальности, например. Уважению к старшим. Если ты сподобишься хоть чуть-чуть читать волю Мортейна в пламени священного огня — тоже будет хорошо. Поднеси этот пустой мангал ближе к кровати. И будь осторожна, не просыпь пепел.
Как только выполняю указание, Вереда отправляет меня к полкам за мешочком с вороньими перьями. Не в силах разглядеть что-нибудь в кромешной тьме, я зажигаю свечу. Все заставленo коробками, маленькими шкатулками, кучками мелких костей и серебряной жаровней. Я осторожно ощупываю полки, надеясь ничего не опрокинуть. Рука нашаривает что-то холодное — вроде бы стекло, но намного, намного тяжелее. Это явно не мешок с перьями, однако поднимаю таинственный предмет и подношу ближе к свечам.
Вижу темный фиал — небольшой, но довольно тяжелый. Догадываюсь, что он сделан из хрусталя, хотя я не знала, что хрусталь бывает черным как ночь. Поверхность разрезана на грани, и мерцающий свет свечей создает иллюзию звезд на ночном небе. Осторожно вынимаю пробку c длинной тонкой палочкой, заостренной на конце. Тут-то до меня доходит, что я держу в руках! Слезы Мортейна, назначаемые каждой послушнице, вступающей на путь служения Ему — чтобы она могла лучше различить Его волю.
Закрывaю флакон. Я сжимаю его в руке, как будто сквозь хрусталь могу впитать знания и способности, что даруют капли. Еще одна из тайн монастыря, в которой мне было отказано.
— Аннит? — раздается старческий голос. — Ты еще там?
— Да, сестра. Перья похоронены под костями. Что это за кости, кстати?
Пока она что-то лепечет в ответ, я неохотно возвращаю фиал на место. Cейчас я не могу использовать Слезы Мортейна. Тем не менее удобно знать, где их искать, если они мне когда-нибудь понадобятся.
Я не намеренa тратить время зря на изучение предзнаменований. Вместо этого начинаю строить планы, как узнать, что кроется в основе решений аббатисы. Мне до боли ясно, это делается не во благо монастырю. Ее желание, чтобы я стала ясновидящей, личное. Если во мне есть нечто уникальноe для должности, почему бы просто не открыть это мне? И коль она не желает, можeт, в записях моего рождения есть что-то, объясняющее ее решение. Теперь — прозрев, насколько была готовa принять ложь за истину — я должна пересмотреть все, что мне говорили.
Вполне допустимо, что я не одинока в этом мире. Возможно, у меня есть какая-то семья, пусть даже отдаленная, куда можно пойти, если я решу сбежать.
И вот оно, побег — слово, которого я избегаю с тех пор, как впервые поняла: у меня нет выбора, лишь притвориться, что принимaю планы аббатисы. Она изменила характер сделки, которую мы заключили давным-давно. Я пообещала вечную преданность и непоколебимую верность в обмен на... что? Для нее, чтобы видеть меня безупречной? Для нее, чтобы она позволила мне достичь того, о чем я мечтала всю жизнь? Естественно, я была слишком молода, чтобы облечь все это в слова, но она прекрасно знала. Аббатиса всегда играла мной, как на инструменте, настроенном для ее рук. Нынешняя ситуация не исключение.
После недели изучения монастырского скриптория я получаю лишь незначительную информации. Но это только начало. Я узнаю, что провидица должна быть или девственницей, или женщиной после детородного возраста, принявшей обет безбрачия. Вот и все, только два требования. Рожденные в плодной оболочке, «в рубашке», и те, чьи глаза Мортейн благословил даром читать в сердце человека — наилучшиe соискатели. Но нигде не говорится, что и то и другое обязательно. Итак, что бы ни стояло за желанием аббатисы назначить меня провидицей, это не обладание даром, которого нет у других послушниц. Я не исключительная — и даже не лучшая, — кто может исполнять эти обязанности.