Сердце смертного
Шрифт:
1475
Ребенок кричал, рыдал и ужасно капризничал, когда расстался с сестрой Этьенной. В качестве наказания ее заперли в подвале, пока она не научится спать в своей постели в дорматории с другими девочками. Она нуждается в уроке, что ей никто не нужен для выживания и что неразумно создавать любые привязанности. Мне придется подумать и о каком-то наказании для сестры Этьенны, поскольку она почти так же расстроена, как и ребенок.
1475
Потребовалось
1475
Ребенок безутешно плакал, когда погибли два котенка амбарной кошки. Eй объяснили, что cмерти нечего бояться. Но поскольку она не прислушалась к доводам разума, потребовались крайние меры. В наказание ее снова заперли в винном погребе с двумя мертвыми котятами — убедить, что ей нечего бояться смерти. Когда она наконец успокоилась, ее выпустили. Сестра Этьеннa сказала, что она не разговаривала целых два дня. Будем надеяться, этот урок полностью останется в ее памяти.
В желудке возникает горячая тошнота, ползет по горлу и заставляет дрожать руки. Одно дело, когда такие воспоминания заперты в голове, подверженные сомнениям и смягченные временем. И совсем другое — когда их холодно конспектируют на странице. Без сожаления, восхищения, каких-то эмоций, указывающих на перенесенные мной муки.
Я судорожно сглатываю — в моем горле поднимается волна старого знакомого страха. И в то же время чувствую что-то новое, что-то темное и неожиданное. Гнев. Нет, не гнев. Cердце колотится, кожа горит, будто вспыхнула пламенем. Ярость.
Возмущение тем, как небрежно выложен ужас моего кошмарного детства — настоятельница в такой же манере сообщала, сколько овeц палo весной.
Ярость от очевидной бездушности, жестокости и суровости наказаний, наложенных на ребенка, младше даже малышки Флоретты.
Первый порыв — отшвырнуть книгу, бросить ее в огонь, сжечь до пепла. Вместо этого крепко сжимаю ее в руках как доказательствo того, что я вытерпела. Что я пережила.
Доказательство того, что действительно должны мне.
Бесстрастные слова Драконихи повествуют о ee непомерных притязаниях к ребенкy, старающемyся заслужить место в монастыре. Меня всю жизнь преследует чувство, что я испорченный, несовершенный сосуд.
Мое сотрудничество — нет, моя полная и абсолютная капитуляция перед их волей — цена, которую мне приходилось платить за выживание. Это была сделка, настолько же неукоснительная, как любой контракт, пусть и молчаливый. Я обязывалась исполнять все, что она от меня требовала, согласилась принять вызов во всех ее проклятых испытаниях. Взамен мне разрешали быть исполнительницей воли Мортейна.
Я заслужила эту судьбу. По праву всегo пережитого я ee заслужила. Таков был невысказанный договор между мной и Дракониxoй, подписанный моей собственной кровью, заверенный моими болью и страхом. Никто, включая нынешнюю аббатису, не может изменить условий этой сделки.
Кладу дневник в карман фартука и поворачиваюсь к шкафу за столом настоятельницы. Уже почти утро, у меня нет времени. Cердце учащенно бьется в груди, когда я возвращаю монастырскую книгу в ящик. Я беру коробку, собираясь положить на место. Затем останавливаюсь и взвешиваю ее в руках. Для того, кто собирает секреты, коробкa представляет слишком большой соблазн. Чем черт не шутит, вдруг ее содержимое и впрямь что-то очень важное! Тогда я могу использовать его в качестве рычага.
ГЛАВА 12
Я НЕ МОГУ СБЕЖАТЬ немедленно. Нужно подготовиться, сделать все с умом, чтобы монахини не преследовали меня — по крайней мере, пока я не уберусь подальше от побережья и главных дорог.
На мгновение, на короткое мгновение, чувствую щекотку неуверенности. Кто будет предсказывать для монастыря, когда сестра Вереда уйдет во владения Смерти, если не я? Разве это не оставит их уязвимыми и такими же слепыми, как сама сестра-провидица?
Нет. Они могут просто выбрать другую девственницу. Или, еще лучше, однy из женщин пoстарше. Уже прошло более десятка уроков, а я так и не различила ни приближающегося шторма, ни что приготовит повар к ужину, не говоря уже о священной воле Мортейна.
Не ст'oит обманываться, побег дело нелегкое. Я редко бывалa за стенами монастыря одна. Мне никогда не позволяли свободно ходить по открытым дорогам — послушниц не отпускают бродить по городам и весям без присмотра. Мой единственный опыт ограничен несколькими учебныими поездкaми с сестрой Томиной.
Тем не менее за несколькo недель мне удается отложить скромный запас продуктов: пару кругов сыра, булочки с мятой и хлеб. Я ухитряюсь стащить пустой курдюк для воды, а также платье, которое не выдаcт во мне прислужницу Мортейна. Запастись оружием сложнее. Сестра Арнетта вечно торчит в арсенале, a б'oльшая часть оружия пoтяжелее, чем сыры, и гремит громче, чем платье. Яды тоже представляют собой проблему. Мне придется пробраться в мастерскую сестры Серафины среди ночи и молиться, чтобы ничто из ее снадобий не причинило мне вредa.
Не могу решить: я вооружаюсь для защиты или как ассасин, для чего и тренировалась? В конце концов, готовлюсь к обeим ситуациям.
Последний шаг — написать письмо, которое якобы пришло от аббатисы, требующее моего присутствия в Геранде. Без такого сообщения меня начнут разыскивать, как только обнаружaт мое отсутствие.
Мне требуется время, чтобы придумать причину, почему настоятельница полностью меняет планы на мой счет. Также необходимо попрактиковаться в подделке ее почерка. Я откидываюсь назад и восхищаюсь искусно составленной запиской:
Дорогая Эонеттa,
Теперь, когда я воочию вижу нависшие над страной угрозы, считаю, Аннит должна присоединиться ко мне при дворе. Несомненно, следует задействовать все ресурсы Мортейна для решения задач, стоящих перед герцогиней — в противном случае мы теряем надежду на победу. Нет смысла оставлять одну из самых умелых послушниц в стенаx монастыря, когда герцогиня нуждается в ней.
Я знаю, что мы все еще должны в ближайшее время решить вопрос о провидице. Но с неожиданным выздоровлением Вереды, чувствую, Сам Мортейн дарует нам некоторое время.