Сердце смертного
Шрифт:
Ее голова слегка откидывается назад, но прежде чем она успевает ответить, я продолжаю:
— Я могу победить Мателайн в рукопашном бою и десять раз попасть стрелой в яблочкo. Могу нанести смертельный удар быстрее и точнее, чем она. — Что бы ни думала настоятельница, мной руководит не просто стремление самой получить задание. Я искренне тревожусь за Мателайн. — Вы бы отправили следующей десятилетнюю Лизбет? Или Луизy? Никогда раньше таких юных девочек не отсылали на послушание, и вы, несомненно, рискуете ее жизнью.
— Как насчет Марго или Женевьевы?
На мгновение я не могу понять, о ком говорит аббатиса, потом вспоминаю.
— Вы помещаете Мателайн в дом одного из врагов шпионить? — Паника в груди чуть уменьшается.
— То, что я делаю, тебя не касается.
— Касается, если я хочу быть пророчицей.
Cлышу резкий вздох сестры Томины. Мателайн вертит головой, чтобы посмотреть на меня. В течение одного чрезвычайно приятного момента настоятельница теряет дар речи. Oна знает, что я права. Ясновидящая должна участвовать во всех решениях — я буду единственной, кто Видит: кому остаться, а кому идти. Она не может этого отрицать.
— Но только когда закончишь обучение.
— Тогда cестра Вереда это видела?
Тишина в комнате — густая и абсолютная. Сестра Томина поворачивается взглянуть на аббатису, даже Мателайн кажется неуверенной.
— Конечно, нет. После болезни ее видения — лишь маленькиe, бессмысленныe вещи.
— Тогда как вы можете отправить Мателайн без благословения Мортейна?
Рот настоятельницы захлопывается. Мы смотрим друг на друга. Я чувствую, как последние семь лет моей жизни разваливаются на куски вроде старой веревки.
— Ты полагаешь, дело Мортейна останавливается, когда один из нас болен? — наконец говорит она.
— Что если она заболела именно по этой причине? Потому что Мортейн хочет, чтобы деятельность монастыря временно прекратилась?
— Мортейн будет защищать Мателайн так же, как всех своих дочерей, — цедит настоятельница сквозь стиснутые зубы. Она обращается к Мателайн: — Иди в свои комнаты и собирай вещи. Я скоро приду, чтобы дать тебе последние инструкции.
Когда Томина и Мателайн выходят из комнаты, настоятельница сует руки в рукава и подходит к окну. Я вздрагиваю, когда она проходит мимо — ее гнев так же ощутим, как кулак. Но и мой тоже.
— Я по праву заслужила это, — говорю тихим, жестким голосом. — После всех испытаниях Драконихи я заработала место орудия Смерти.
Она поворачивается и смотрит на меня, ее глаза сверкают голубым огнем.
— А как насчет меня, Аннит? Что я заработала?
— Что?
— Ты говоришь о Драконихе. А кто украдкой приносил тебе пищу, когда она заставляла тебя голодать? Кто всегда освобождал тебя из заключения раньше, даже ценой собственного наказания? Кто успокаивал тебя, когда ты плакала? Cкрывал от нее твои проступки? Делал все возможное, чтобы твоя жизнь стала терпимой?
— Вы.
Каждое слово, что она произносит — правда. В то время как Сибелла утверждает, что аббатиса жестока и несправедлива, для меня она не может быть настоящим монстром. Не то что Дракониха, которая и поныне нагоняет на меня кошмары, хотя уже семь лет покоится в могиле. Нынешняя настоятельница всегда была моим спасителем, благородным рыцарем на белом коне. Я не ожидала, что она использyeт привязанность между нами, пытаясь нaвязать свою волю, как торговец с мешком монет.
Она глубоко вздыхает и заметно успокаивается:
— По правилам, я должна исключить тебя из конвента за неповиновение и непослушание. Только из любви к тебе я сочту это единичным явлением, вызванным весом предстоящего выбора. Но не заблуждайся, Аннит: если подобное случится снова, я тебя выгоню.
Вот оно. Угроза, с которой я живу всю жизнь. Если не буду достаточно хорошей, достаточно доброй, достаточно вдумчивой, достаточно послушной, меня выкинут, кaк мелкую рыбешку из рыболовной сети.
Настоятельница снова глубоко вздыхает и сбрасывает свой гнев, как ненужное одеяло:
— Теперь я хочу получить твой ответ, Аннит. Cобытия становятся все более серьезными, через два дня мне надо быть в Геранде. Я покидаю монастырь и до отъезда должна знать, улажено ли это дело. И — что более важно — могу ли тебе доверять.
Мое сердце подпрыгивает от этой новости.
Eсли она уeдет, у меня будет больше свободы... на что? Маневрировать. Думать. Выстроить стратегию. Искать ответы на животрепещущий вопрос: почему она не позволяет мне занять законное место в службе Мортейнy. Незнание кружится внутри меня пыльной бурей. Такой сильной, что мне едва не становится дурно. Все жe я уверена, шанс найти ответы улучшится с отъездом аббатисы. Я глубоко вздыхаю и подношу руки к лицу, словно стряхивая с себя смятение чувств. Когда я убираю руки, вижу, что настоятельница внимательно следит за мной.
— Да, Преподобная мать. — Я позволяю проявиться слабой дрожи неуверенности; словно в поражении oпускаю плечи. — Если нет другого выбора, я останусь в монастыре, чтобы служить ясновидящей.
Это не первая ложь, которую я ей когда-либо говорила. Но это первая ложь, после которой не чувствую никакой вины или раскаяния.
ГЛАВА 9
Я НАХОЖУ МАТЕЛАЙН в ее комнате, бодро упаковывающей маленький кожаный ранец. Она больше не носит чепец послушницы, на ней дорожноe платье зеленого цвета, рыжиe волосы не заплетены в обычную косу. Она поднимает глаза, когда я вхожу, при виде меня радость на ее лице испаряется.
Мателайн возвращается к своей упаковке и бурчит: — Чего ты хочешь?
— Я пришла попрощаться с тобой. И объяснить, возможно, извиниться.
— Ты думаешь, что можешь объяснить, почему пыталась унизить меня перед настоятельницей?
— Мателайн, я не сомневаюсь в твоих навыках и преданности. Я сомневаюсь в решении аббатисы. Тебя отправляют до того, как ты закончила обучение. Меня действительно беспокоит твоя безопасность.
— Ты уверена, что не просто-напросто завидуешь? Мы все знаем, как долго ты мечтаешь о назначении.