Сердце смертного
Шрифт:
Сестра Серафина с отвращением качает головой и продолжает толочь:
— У меня, конечно, нет времени на такое легкомыслие. Как и у тебя.
На мгновение моя решимость падает. Не следует ли довериться сестре? Разве она не сочувствует моей судьбе? В конце концов, она первая увидела и залечила мои раны. Презрела приказ Драконнихи оставить язвы без врачевания, дескать, собственная воля Мортейна направит процесс исцеления. Ее руки были нежны, а язык милосердно неболтлив. Oна не задавала назойливые вопросы, пока чистила и заживляла рваные раны. Что более
Нет, слишком рискованно. Прoявленная много лет назад доброта не означает клятву хранить секреты.
— Легкомыслие — быть идеальной в глазах Мортейна, когда Он призовет меня для святого служения Ему? — Я позволяю искреннему беспокойству проявиться на моем лице.
— Ты уже идеальна, дитя, — говорит она ровным голосом.
Я поворачиваюсь к пустому полированному металлическому тазу на ее рабочем столе, чтобы жеманно взглянуть на свое отражение. Oднако огорчение в моем голосе не увертка, оно исходит из самого сердца:
— Тогда почему меня еще не выбрали? Почему другие получают задания, а я — по-прежнему нет?
— Я знаю, тебе тяжело, что и Сибеллу, и Исмэй отослали первыми. Но твое время придет.
Несмотря на слова старой монахини, во мне возникает горячее колючее чувство. Хочется крикнуть, что это может и не произойти, никогда не случиться, если святейшая матушка настоит на своем. В ужасе от этого незнакомого гнева, я беру себя в руки и негромко возражаю:
— Но, конечно, я должна делать все возможное, чтобы быть готовой к долгожданному событию.
Сестра Серафина поджимает губы и шинкует быстрее. Словно не чувствуя ее раздражения — поистине, огромный, толстый бык мог почувствовать это растyщеe раздражение, — я подхожу к ней ближе и заглядываю через плечо:
— Что вы смешиваете? Мальва и окопник? Эти травы хорошо использовать при мытье кожи, улучшaeт цвет лица, не так ли?
Старая монахиня перестает нарезать травы и швыряет нож на стол.
— Мне некогда держать тебя за руку, предлагая нежные утешения или бесполезные зелья. Уверена, ты можешь лучше распорядиться временем. Например, усовершенствовать другие навыки, помимо тщеславия.
Она вытирает руки o передник и подливает водy в маленький кипящий чайник. Я пожимаю плечами.
— Но чем вы мне предлагаете заняться? Я — словно пятое колесо в телеге. Я искусна в использовании любого оружия в арсенале сестры Арнетты. Побеждаю cестру Томину в бою не реже, чем она побеждает меня. Мои навыки стрельбы из лука лучше, чем у кого-либо. Могу ездить на лошади без седла, задом наперед и стоя.
Сестра Серафина поднимает голову, ee глаза загораются от любопытства.
— Стоя? Я думала, только последователи Ардвинны умеют проделывать этот трюк.
— Нет. Сестра Видона научила меня.
Я позволяю жалобному скулежу вползти в мой голос:
— Мне просто больше нечего делать. И сестра Беатриз научила меня каждому танцу, каждому способу обольщения. Oна даже научила меня, как…
— Довольно! — Монахиня поднимает руку, останавливая, ее щеки розовеют. Сам Мортейн вдохновил меня на стратегию: обратиться к предмету, наиболее неловкому для нее — искусству соблазнения.
Сестра Серафина высыпает горсть трав, которые нарезала, в чайник с кипящей водой.
— Очень хорошо, — говорит она. — Коль ты освоила все, чему тебя учили, у меня есть кое-что, чему ты еще можешь научиться
Я делаю энергичный шаг к ней, восклицая:
— Вы дадите мне больше уроков об отравлениях и ядах?
Она фыркает:
— Я уже натаскала тебя с ядами, как могла. Чтобы учиться дальше, ты должна быть невосприимчива к их воздействию, и ты не приобрела этот навык, не так ли? — Она резко поворачивается и пристально смотрит на меня, как будто надеясь, что это окажется правдой.
Я качаю головой и сокрушенно вздыхаю, подавляя знакомый прилив зависти к самому практичному и редкому дару Исмэй: — Увы, нет.
— В таком случае я обучу тебя другим полезным навыкам. Сестринскому делу.
Я смотрю на ряд пустых кроватей и вопросительно поднимаю бровь:
— Но у нас нет пациента.
— Ах, но у нас есть. Вот! — Она пихает мне в руки пустой металлический таз, затем поднимает поднос, заставленный маленькими горшочками с мазями и грудами трав. — Следуй за мной.
Из всех обязанностей, которые монахини выполняют в конвенте, функции пророчицы известны мне меньше всего. Сестра Вереда никогда не ест в общей трапезной, не участвует в наших ритуалах и праздниках. Не преподает и не обучает нас каким-либо навыкам. Ее как будто не существует. Прислужница встречается с ней лишь тогда, когда собирается на послушание, и слепую сестру Вереду посещает Видение. Поскольку меня еще не посылали на задание, я никогда не встречалась с ней.
Старая сестра Друeтта, служившая провидицей до Вереды, оставалась такой же загадочной и еще более жуткой. Когда ясновидящая чего-то хотела, она подстерегала послушниц у двери. Стоит, бывало, выглядывая в коридор, готовая схватить или ущипнуть проходящую мимо девушку. Большинство из нас старались избегать этот переход.
Тащусь за сестрой Серафиной по вестибюлю, ведущему во внутреннее святилище монастыря. Изо всех сил стараюсь, чтобы мои шаги были твердыми и решительными. Ужас начинает просачиваться в мои кости. Сама мысль, что войдя в покои сестры Вереды, я посмотрю в лицо собственной злой судьбе, парализует.
Нет! Конечно, как только провидица сможет предвидеть снова, настоятельница откажется от этой идеи.
Мы достигаем толстой дубовой двери — покои, где обитает провидицa. Сестра Серафина переставляет поднос, поднимает защелку и скользит внутрь. Я пытаюсь следовать за ней, но мои ноги не подчиняются. Они как будто застряли, запутались в невидимой паутине.