Сердце тигра
Шрифт:
Тут, Лоредан увидел группу комедиантов в плащах и масках, изображавших различные настроения и эмоции. Их, в числе фокусников, танцоров, акробатов и других актеров, пригласили на пир, развлечь императорский двор какой-нибудь театральной постановкой.
– Я хотел бы, надеть одну из их масок, — сказал Лоредан. — Так, мое лицо будите знать лишь вы, император и несколько преторианцев, приведших меня сюда. Но они, конечно же, будут молчать, если вы им прикажите. Я носил бы маску до тех пор, пока не появиться возможность уехать в Испанию.
– Здравая мысль — улыбнулся
У одного из проходивших мимо актеров, Макрин отобрал маску, выражающую заинтересованную озабоченность и вручил её Лоредану. Растерянному актеру префект сказал:
– Ступай. У вас же есть запасные маски? А за эту, тебе дополнительно заплатят.
Актер возражать не стал, пожал удивленно плечами и поспешил за своими товарищами.
Лоредан между тем, поспешно натянул на себя маску, и как оказалось, во время. Подошел Публий Фуск. Мельком взглянув на человека в маске, он хмыкнул.
– Время для паяцев разве уже пришло? Убирайся отсюда и жди сигнала к выступлению.
Лоредан отступил немного в сторону и опустился в кресло справа от трона Каракаллы. Никто этого, пока не заметил. Публий Фуск, не обращая на Лоредана больше внимания, сказал Макрину:
– Все готово. Полагаю, можно начинать торжественную часть.
– Юлия Домна уже прибыла? — поинтересовался префект претория.
– Да, "Мать лагерей" [118] со своей свитой уже въехала через восточные ворота дворца и сейчас будет здесь. От дверей и до трона я приказал постелить красные ковры, торжественный караул и трубачи готовы.
118
«Мать лагерей» — почетное прозвище Юлии Домны матери императора Каракаллы.
Едва он это произнес, как большие двустворчатые двери открылись и в пиршественный зал неспешной походкой вошла стройная красивая женщина лет сорока пяти в длинных позолоченных одеждах с волосами, уложенными в высокую прическу, отчего она и сама казалась выше. Позади, нижний край ее полупрозрачной накидки придерживали две юные рабыни. Четверо юношей с опахалами из павлиньих перьев и четыре девушки с плетеными корзинами, наполненными лепестками роз, шли следом.
– Внимание! Августа — императрица! Мать лагерей! — гаркнул Публий.
Торжественно загремели трубы, двое стражников у дверей встали по стойке смирно. Еще три десятка солдат в парадном облачении, разом ударили наручами левой руки по щитам и замерли по обеим сторонам ковровой дорожки в стойке почетного караула. Многочисленные гости, торжественно кланяясь, приветствовали императрицу.
Супруга Септимия Севера, мать Каракаллы прошествовала через весь зал к трону. Увидев сидящего справа незнакомца в маске, Юлия Домна замерла и перевела недоуменный взгляд на сына.
– Объясни, Антонин, что здесь происходит? Кто этот человек и почему он находится с права от тебя, где по обыкновению сижу я?
– Это мой друг! — громогласно провозгласил Каракалла.
Взоры всех присутствующих, а это без малого, было около тысячи человек, обратились к Лоредану. В эту минуту, он был готов спрятаться под трон или даже провалиться в подземное царство.
– И не просто мой друг! — продолжал Каракалла. — Он мой брат! Он спас меня от германцев под Августой Винделиков, а затем завел в ловушку целый отряд варваров и доблестный Фуск смог перебить их.
При этих словах физиономия Публия Фуска от удивления вытянулась, а на красивом лице Юлии Домны появилась улыбка. Так, могла бы улыбаться кошка, загнавшая в угол мышь. Глаза же женщины были холодны, как ледяные стрелы Борея [119] .
– А имя у твоего друга есть? — спросила она вкрадчиво.
Тут, к уху императора быстро наклонился Макрин и начал, что-то шептать владыке. Сначала, Каракалла хмурился, потом на лице его промелькнуло удивление, затем, он бросил быстрый взгляд на Максия Галька и Тертулиана Веноция и после тихо рассмеялся. Все присутствующие терпеливо ждали. Юлия Домна хмурилась.
119
Борей — в греческой мифологии олицетворение северного бурного ветра.
– Моего друга, моего брата зовут Марк Фамбрий.
– Полагаю, это вы сейчас придумали, — усмехнулась Юлия Домна. — Что ж, ладно. Только, Антонин, никакой он тебе не брат. Твой единственный брат был и навеки останется Гета.
– Не произноси при мне это имя! — заорал Каракалла. — Слышишь, мать! Я не хочу о нем, даже помнить! Этот мерзавец, никогда бы не спас меня на поле боя! Да он сам, с удовольствием вонзил бы меч в мою спину!
– Твой брат Гета! — крикнула Юлия Домна и в гневе топнула ногой — Хочешь ты или нет, но по-другому не будет! Не смей называть этого… проходимца братом. Ты оскорбляешь память Геты!
Каракала сжал кулаки и, потрясая ими, зарычал:
– Если бы боги дали мне возможность прикончить Гету тысячу раз, я сделал бы это и не пожалел бы ни об одном разе из этой тысячи!
Из глаз Юлии Домны потекли слезы.
– За что ты так ненавидишь его? Даже, мертвого!
– Вспомни, мать, как он ненавидел меня! Нам двоим не было места под солнцем. Если бы я не убил его первым, сейчас, ты оплакивала бы не его, а меня. Или не оплакивала бы?
– Я обоих вас люблю! Вы оба мои сына!
– Забудь, — Каракалла устало махнул рукой и сел на трон. — Теперь, у тебя будет новый сын — Марк…
Каракалла замялся. Префект наклонился к императору и шепотом напомнил.
– Да, Марк Фамбрий! — кивнул Каракалла.
– Его я не приму, как сына! — вспыхнула Юлия Домна. — Я даже лица его не вижу. Что это за человек?
– Человек, получше многих из вас! — загремел Каракалла, снова вскакивая и обводя зал рукой, обращаясь сразу ко всем. — Вы поняли? Мой брат теперь, Марк Фамбрий!