Сердце убийцы
Шрифт:
Мне захотелось выйти подышать свежим воздухом не только из-за отсутствия уединения в ресторане, но я рада, что Гриша думает именно так. Лучше это, чем то, что он поймет тот факт, что я здесь не по своей воле, что кто-то другой использует меня, чтобы подставить его.
Я медленно следую за ним на кухню, давая себе достаточно места, чтобы взять себя в руки. Когда я сажусь за стол белого островка, Гриша сразу же начинает доставать бутылку вина из терморегулируемого шкафа, его любимого красного, к которому я тоже была неравнодушна, пока мы встречались. Он легко передвигается по кухне, вытаскивает тарелки для нашей оставшейся еды, наливает вино в два бокала с мягкими округлостями на длинной ножке,
Все в квартире Гриши элегантное и современное, выдержано в лакированных черных, гладких белых и серых тонах, вплоть до ковров, штор и текстиля. К нему приходил дизайнер по интерьеру, такой человек, как Гриша, не тратит время на выбор вещей для собственной квартиры, я это точно знаю. Он поручает это своей жене, или, в случае с Гришей, он кого-то нанимает.
— Почему твоя жена не украшала твой дом? — Внезапно выпаливаю я, глядя на шкафчики из белого стекла, сквозь которые вижу посуду Гриши. Здесь все из черного керамогранита, аккуратно выстроенного ровными рядами. — Зачем тратить деньги на дизайнера интерьера?
Гриша поворачивается ко мне лицом с бокалами вина в руках и ставит один из них передо мной.
— Она ненавидит это место, — говорит он просто, как будто сообщает мне какой-то повседневный факт. — Она ненавидит этот стиль, монохромную цветовую палитру, которую я хотел, и тот факт, что это здесь, в городе. Она ненавидит Москву, она ненавидит толпы, движение и шум. По ее словам, в тот единственный раз, когда она посетила это место, оно показалось ей холодным. До того, как на днях, — добавляет он почти извиняющимся тоном, ставя передо мной черную керамическую тарелку с моим ужином, утка еще теплая.
— Есть ли что-нибудь, что она не ненавидит? — Я поднимаю на него взгляд, втыкая вилку в кусок утки, но на самом деле не ем его. Я не уверена, что смогу переварить еду прямо сейчас.
— Сельскую местность. Верховую езду. Наших детей. — Гриша пожимает плечами. — Когда-то я бы сказал, что она не испытывала ко мне ненависти, но теперь я в этом не так уверен.
— И это тебя не беспокоит? — Я взбалтываю вино в бокале, делая глоток. — Ты думаешь, что твоя жена тебя ненавидит?
Гриша вздыхает, постукивая пальцами по краю своего бокала.
— Когда-то давно так бы и было, — признает он. — Когда мы только поженились, первые несколько лет. Я действительно любил ее тогда. Но сейчас, — он пожимает плечами, поднимая на меня взгляд. При таком освещении его глаза кажутся более глубокими, серо-голубыми, и они смотрят на меня с такой интенсивностью, что у меня по спине пробегают мурашки. — Мы не подошли друг другу, — просто говорит он. — И она отказывается это признать. Но когда я встретил тебя, Лидия…
— Я помню, что ты сказал раньше, что я глоток свежего воздуха. — Я нервно облизываю губы, ковыряясь в еде на своей тарелке, хотя не откусила ни кусочка. Мне вдруг захотелось, чтобы мы вернулись в ресторан, где, по крайней мере, у меня было преимущество в присутствии других людей. Что-то удерживало Гришу от слишком интимных прикосновений ко мне, от того, чтобы зайти дальше этого. По тому, как он смотрит на меня, я чувствую, что он думает о том, чем мы раньше занимались вместе, о том, что произойдет после ужина после того, как мы закончим разговор.
— Ты была всем, чего, я думал, у меня больше никогда не будет, — бормочет Гриша, касаясь моей руки. — Красивая, полная жизни, страстная.
— Твоя жена прекрасна. — Боже, Лидия, что с тобой не так? Я должна подбадривать его, снова сближать нас, а не отстраняться. Не пытаться переубедить его. Но, кажется, я не могу заставить слова, слетающие с моих губ, отразить это.
— В определенном смысле, я полагаю. Но сейчас она другая с тех пор, как мы встретились, когда она была студенткой, она стала совершенно другой женщиной, как стала матерью.
О, черт возьми. Я смотрю на Гришу, желая влепить ему пощечину от имени его жены и от себя.
— Как же так вышло? — Я заставляю себя спросить вместо этого, пытаясь разговорить его, пока не успокоюсь достаточно, чтобы сыграть свою роль.
— Она, конечно, сохранила свою фигуру, но стала более элегантной. Зрелой. Утонченной.
— Разве не это такому мужчине, как ты, нужно от жены?
Гриша колеблется, и я вижу, что он пытается придумать, как найти ответ на этот вопрос. Конечно, я права, богатому, влиятельному мужчине нужна трофейная жена под руку, а не свободолюбивая, страстная студентка с идеями. Он, как и многие другие мужчины в его положении, не может примирить свои желания на брачном ложе, и поэтому они уходят за его пределы. Но Гриша хочет, чтобы я поверила, что он другой, чтобы он мог заставить меня снова согласиться на отношения. Чтобы он мог получить то, что желает.
— Да, именно этого и ждут от таких жен, — уклоняется он. — Но это не значит, что она должна быть такой корректной и холодной на публике. Она больше проявляет теплоту только к нашим детям. Для меня, тепла на хватает.
Может быть потому, что она почувствовала твою неверность. Мне требуется вся моя сила, чтобы проглотить то, что я хочу сказать, и вместо этого обхватить пальцами руку, которая касается моей, поглаживая тыльную сторону.
— Если бы она могла смириться с тем, что вашему браку пришел конец, ничего бы этого не случилось, — тихо говорю я. Это объективная правда, и это единственное, что я могу выдавить из себя прямо сейчас, но облегчение на лице Гриши ощутимо.
— Видишь? Ты меня понимаешь. — Он встает, обходит остров и протягивает руку, чтобы развернуть мое кресло к себе. Табуреты с кожаными крышками по обе стороны от столика из тех, что поворачиваются, и внезапно я оказываюсь лицом к нему, смотрю вверх, когда его руки находят мои колени, скользят вверх по бедрам. — Как же я скучал по тебе, Лидия. Эти два дня показались мне адом. Как два года.
Он выкладывается по полной. К сожалению, когда-то это могло бы сработать на мне, еще до того, как я узнала о его жене, его деловых отношениях и других женщинах, если бы он просто облажался каким-нибудь более нормальным способом. В конце концов, я влюбилась в него не так давно. Он все тот же красивый мужчина, который заставлял мое сердце биться быстрее, а тело дрожать от удовольствия. Даже сейчас, когда его руки скользят по внутренней стороне моих бедер, мою кожу покалывает от воспоминаний о наслаждении, воспоминаниях обо всех утрах, днях и ночах, проведенных вместе, когда я возвращалась сюда, в это место, которое принадлежало ему, но так часто ощущалось как наше.
— Я мечтал о тебе, — шепчет он, наклоняясь вперед и раздвигая мои ноги, его теплое дыхание обжигает мою шею. — Я так сильно хотел тебя.
Я думаю, что именно паника заставляет меня чувствовать, что мне нужно подавить смех. Я хочу сказать ему, что прошло два дня, что он не может быть настолько возбужденным или влюбленным, что даже если бы я ему поверила, мы проводили по два-три дня порознь каждую неделю, что мы были вместе, пока я навещала свою бабушку.
Хотя, если быть честной, я помню, что каждый раз, когда я возвращалась, мы мгновенно оказывались в постели, иногда даже не доходя до кровати, вместо этого оказываясь у его стены, или на его диване, или однажды… Оказавшись на этом кварцевом острове, я почувствовала прохладу, а затем тепло под моими бедрами, когда тепло моего тела погрузилось в него, а его рот оказался у меня между ног.