Сердце в тысячу свечей
Шрифт:
– Успокойся!
– Пусти!
Пит разворачивает меня и крепко прижимает к груди; его рука ложится мне на затылок, и я не могу даже пошевелить головой. Когда напарник так близко, мне трудно сдержать эмоции: я ничего не могу с собой поделать – начинаю всхлипывать, и слезинки одна за другой стекают, оставляя мокрые пятна на его расстегнутой рубашке. Все еще дергаюсь, но это скорее нервное – я не могу вырваться, я не хочу.
Напарник тихонько раскачивает меня, поглаживая по волосам. Меня бьет дрожь.
Ласковые руки Пита вытирают мои слезы.
– Извини меня, я не хотел тебя обидеть.
Я
– Ты самое дорогое, что у меня есть… – слова напарника заставляют мое сердце ускорить свой бег. Он смахивает потерявшуюся слезинку с моего лица, осторожно гладит по щеке.
Прикрываю веки, наслаждаясь близостью Пита, задерживаю дыхание, когда он проводит пальцем по моим губам. Не думаю, просто целую мягкую подушечку, почти прикусываю. Напарник замирает. Смотрю ему прямо в глаза и не знаю, откуда во мне столько решимости: покрываю поцелуями каждый палец его руки, совсем как недавно делал сам Пит. Он не отталкивает, вторая его рука все еще лежит на моей талии.
Очень медленно возвращаю руку Пита на место – она снова касается моего лица. Напарник смотрит мне в глаза, даже не моргает, но я вздрагиваю, когда перестаю чувствовать тепло его ладони на спине. Но Пит не уходит, наоборот, он ласково обнимает мое лицо двумя руками, и почти сразу я ощущаю нежность его теплых губ на своих губах. Я вся вытягиваюсь в струну лишь бы стать выше, только бы стать ближе.
С жаром, скопившемся внутри, я целую Пита, заключая его в объятия. Пламя перекидывается и на него: руки напарника скользят по моему телу, его язык по-хозяйски стремится в мой рот. Часто дышу, доверившись Питу: бабочки в животе плавно кружатся в танце, так же как и я сама.
Пит оттесняет меня к кровати и аккуратно укладывает на постель. Сам ложится рядом и гладит мое тело, всю меня: от шеи и до самых пяток. Мне жарко, кожа тлеет; мне тесно – ткань платья ограничивает движения. Позволяю Питу стянуть с себя одежду, а сама избавляю его от рубашки; наши руки нежно изучают друг друга, гладят открытые участки разгоряченной кожи, мы не перестаем целоваться.
Дыхания участилось, поцелуи стали мучительной пыткой. Мне хочется больше сладких и долгих прикосновений губ, но выходят лишь прерывистые касания, нежные, но стремительные, голодные и жадные. От нетерпения все тело бьет озноб. Питу не лучше: не узнаю его хриплый голос, который изредка нашептывает мое имя; тону в нежности, которой напарник одаривает меня. Его прикосновения настойчивы, пальцы гладят мою грудью – верчусь, выгибаясь ему навстречу и требуя ласки. Стоны срываются с моих губ. Не могу контролировать желание. Не могу позволить Питу остановиться.
Замираю лишь однажды – ощутив его пальцы, скользнувшие к внутренней стороне моего бедра. Сомневаюсь лишь мгновение, но развожу ноги в стороны, позволяя напарнику делать то, что он хочет. Прикосновение к моему белью, заставляет меня тихо захныкать: Пит медленно водит рукой, и я шевелюсь, подстраиваясь под него, – бесконечно приятно, невозможно волнительно.
Пит целует мой живот, вздрагиваю от его поцелуев, он неспешно стягивает мое белье вниз и, задержавшись, чтобы раздеться самому, возвращается к моим губам. Я целую его со всей страстью, обвивая плечи руками, и чувствую, как
– Я тебя люблю, – шепчет Пит, касаясь моих коленей.
Рассеянно улыбаюсь и бурчу, что я тоже: мысли разбегаются, напарник снова гладит мои ноги – поднимается выше, только теперь я беззащитна перед его руками и тону в собственных чувствах.
Губы Пита накрывают мои, а он сам подается вперед. Мой болезненный стон застревает где-то между нами. Я жмурюсь – не ожидала, и на мгновение Пит замирает: между ног непривычно тесно. Но не неприятно.
– Все хорошо? – с тревогой в голосе шепчет он.
Смотрю в голубые глаза и киваю – боль прошла почти сразу, сменившись новыми ощущениями. Пит дрожит, его лоб влажный от пота. Он целует меня и начинает двигаться. Внизу живота много-много узелков, которые скручиваются, стягиваются, и все мои чувства концентрируются там, где наши с Питом тела соприкасаются.
Неожиданно напарник громко стонет, дернувшись, замирает. Он валится на меня, лишь в последний момент выставив вперед руки, и его голова уже плавно опускается мне на грудь. Я растеряна. Мое сердце все еще учащенно бьется, и я глажу Пита по спине, ожидая, что он вот-вот поднимется, но ничего не происходит.
Глупо смотрю в потолок, чисто механически перебирая пальцами влажные светлые волосы.
– Извини, – произносит Пит возле самого уха.
Я не знаю, за что он извиняется. Внизу живота ощущаю легкую ноющую боль, и чувство, словно я упустила что-то важное.
Напарник поднимает голову и, касаясь моих губ своими, негромко спрашивает, кто из нас первый в душ. Перевожу на него удивленный взгляд и запоздало отвечаю, что мне все равно.
Чувствую смущение, когда Пит встает с меня, не забывая скользнуть взглядом по самым сокровенным местам. Он заботливо прикрывает мое тело одеялом, а я чуть меняю позу и охаю, внезапно ощущая теплую влагу, стекающую между ног, – снова краснею, но, слава богу, Пит этого уже не видит, скрывшись за дверями ванной.
Кутаюсь в одеяло и, выбравшись из кровати, подхожу к окну. Над городом все еще ночь: звездное небо, мелкий снег. Прислушиваюсь к своим ощущениям – все, будто бы как всегда. То, что произошло, не разделило мою жизнь на до и после.
Шум воды стихает, оборачиваюсь. Пит, одетый в штаны, стоит у кровати и внимательно смотрит на меня.
– Можешь идти умываться.
Киваю и прохожу мимо, стараясь не встречаться взглядом с голубыми глазами.
Теплые капли смывают с моего тела белесые пятна и утихомиривают ноющую боль внизу живота. Я не жалею. Я хотела быть с Питом, и это было достаточно приятно… и необычно.
Возвращаясь в спальню, я почти надеюсь, что напарник уже спит, но он лежит, положив руки под голову, и занимает сидячее положение, стоит ему заметить мое приближение. Укладываюсь на свою половину кровати, отвернувшись к окну.
В комнате прохладно. Сон не идет. Не понимаю, почему напарник будто отгородился от меня. Нужно ему что-то сказать? Как-то выразить, что я приняла его извинения и не сержусь?
Пока я ломаю голову над тем как поступить, в темноте раздается голос Пита:
– Ты разрешишь мне тебя обнять?