Сердце волка

Хольбайн Вольфганг

Когда Штефан вошел в жилую комнату, седовласый полицейский, повернувшись, окинул его внимательным взглядом, в то время как его молодой коллега, бесцеремонно склонившись над письменным столом Штефана, с любопытством рассматривал в беспорядке лежавшие там документы, письма, вырезки из газет и записи. Штефан, нахмурившись, посмотрел на него, но, так ничего и не сказав, повернулся к седовласому.

— А вы довольно быстро сюда добрались.

— Похоже, вы ждали нашего прихода, — сказал седовласый. — Или я

ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, — подтвердил его предположение Штефан.

Молодой полицейский вдруг задал Штефану вопрос, причем говорил он так быстро, словно стрелял из автоматического пистолета.

— А откуда вы знали о том, что мы придем?

Штефан кивком головы указал на телефон. Аппарат уже перестал звонить, однако цифра на табло автоответчика осталась прежней: звонивший положил трубку еще до того, как включился автоответчик.

— У меня совсем недавно был очень странный разговор по телефону, — начал объяснять Штефан.

— Какой разговор?

Штефан еще раз кивнул на телефон:

— Мне звонил некий господин… Масен. Надо сказать, что я не все понял из того, что он говорил, потому что он был очень… взволнован.

— У него на то есть причина.

Седовласый полицейский засунул руку в карман, вытащил оттуда служебное удостоверение зеленого цвета и показал его Штефану. Он сделал это так быстро, что Штефан успел увидеть его фотографию (как минимум десятилетней давности), но не успел прочесть ни имя, ни фамилию.

— Я — старший инспектор Дорн, — представился полицейский и, указав рукой на своего молодого коллегу, представил и его:

— А это инспектор Вестманн, мой сослуживец. Итак, господин Мевес, вы уже знаете, почему мы здесь.

Штефан каким-то невероятным образом умудрился почти одновременно кивнуть и отрицательно покачать головой. Затем он стал нервно переводить взгляд с Дорна на Вестманна и обратно, но так ничего и не смог прочесть по их лицам. Вестманн с невозмутимым видом принялся шарить по письменному столу, беря в руки то один, то другой документ и беззастенчиво перелистывая записи.

— И да, и нет, — сказал Штефан. — Как я уже говорил…

Он запнулся, нервно провел ладонью по лицу и мысленно обругал самого себя. Штефан вполне мог себе представить, как он выглядит в глазах этих двух сыщиков: он явно был похож на застигнутого врасплох нарушителя закона, который отчаянно пытается отпираться, хотя и осознает, что это бесполезно.

— А почему вы так нервничаете, господин Мевес? — неожиданно спросил Дорн.

— А разве люди, к которым вы неожиданно являетесь домой безо всякого предупреждения, ведут себя как-то иначе? — вопросом на вопрос ответил Штефан.

Его слова, возможно, показались бы убедительными, если бы он при этом не переминался с ноги на ногу и не улыбался с довольно глупым видом.

Дорн пожал

плечами.

— Да, очень многие из них нервничают, — сказал он. — Но давайте начнем по порядку. Итак, вам звонил господин Масен. Это было, пожалуй, не очень умно с его стороны, но его все-таки можно понять.

— Правда? — спросил Штефан. — Как я уже говорил, лично я не совсем понял, что ему от меня было нужно.

— На вас заявили в полицию, Мевес, — произнес Вестманн.

Затем он с еле заметной, но явно торжествующей улыбкой взял со стола записную книжку Штефана и стал с интересом ее перелистывать.

Штефан сделал шаг в его сторону, намереваясь забрать записную книжку и демонстративно положить ее обратно на стол, однако у него, конечно же, не хватило мужества, чтобы это сделать. Поэтому он снова повернулся к Дорну и спросил:

— Какое заявление?

— Заявление о причинении тяжких телесных повреждений с целью запугивания… — Дорн еще раз пожал плечами. — Вы знакомы с госпожой Хальберштейн?

— Я видел ее сегодня первый раз в жизни, — ответил Штефан. — И пока что последний. На нее кто-то напал?

— Да, как только она вышла из больницы, — уточнил Дорн. — Вы, собственно говоря, и сами могли это видеть. По нашим сведениям, вы с вашим шурином как раз в это время выезжали из подземного гаража.

Штефан замер от изумления. Его удивило не столько то, что Дорн был так хорошо проинформирован о его действиях за сегодняшний день, сколько то, что расследование началось так быстро. Ведь с момента инцидента не прошло и двух часов! Штефан покачал головой.

— Я ничего не видел.

Медленно и гораздо менее решительно, чем ему хотелось бы, он обогнул Дорна и подошел к его коллеге, стоявшему у письменного стола и все еще листавшему записную книжку. Собрав все свое мужество, Штефан выхватил из рук Вестманна свою записную книжку и демонстративно положил ее обратно на стол.

— А почему бы вам не рассказать мне, что же все-таки произошло? — предложил он. — Тогда мне будет легче отвечать на ваши вопросы.

— Я думаю, что вы и так все знаете, — проговорил Вестманн.

Штефан решил вести себя так, как, с его точки зрения, было бы наиболее разумно в этой ситуации: просто не обращать внимания на полицейского-придурка. Он повернулся к Дорну и сказал:

— Я ничего не знаю. Этот Масен что-то говорил мне по телефону, но он был слишком взволнован. По правде говоря, он всего лишь орал на меня и в чем-то обвинял. У меня нет ни малейшего представления, что же на самом деле произошло. Так на Хальберштейн кто-то напал?

— Да, возле самой больницы, — пояснил Дорн. — Какой-то молодой парень. Он дождался, когда она подошла к своему автомобилю, нанес ей несколько ударов руками, а когда она упала на землю — и ногами.