Сердце, живущее в согласии
Шрифт:
Невзирая на страхи, прописанное лекарство я принимала всего дважды. И дело не в повелениях голоса. Побочные эффекты тоже не пугали, особенно когда я все о них знала. Меня останавливала перспектива попасть в зависимость от химического вещества, и оно станет повелевать мною, управлять моими действиями. Хватило и той тяжести, что навалилась на меня после первой же таблетки. Я почувствовала себя чужой в собственном теле.
Каждая моя клеточка противилась лекарству. Я решила, что ни при каких обстоятельствах не стану рабыней маленьких белых таблеток. Все не настолько серьезно,
Пока что единственное спасение я находила в классической музыке. Когда я лежала на диване, слушая Моцарта, Баха или Гайдна, голос умолкал. Звуки скрипки, виолончели и фортепиано действовали на нее как экзорцисты. Под натиском гармонии умолкало безумие. Однако и здесь нужна была осторожность – никаких дел под музыку. Никакого чтения, уборки или приготовления еды. Чары исчезали, и незримая спутница принималась за поучения. Прекрати! Выбери одно из двух: либо музыка, либо книга. Нельзя слушать музыку и варить обед. Никогда не пытайся совмещать два дела. Она мне диктовать будет! Я всю жизнь совмещаю… Однако приходилось уступать. Этим я покупала ее молчание.
День благодарения прошел мерзопакостно. Впервые я проводила этот праздник одна. Эми отправилась к родственнице в Бостон. Остальные друзья тоже, как назло, решили отмечать День благодарения с родными. Половина страны застала праздник в пути, торопясь в гости к близким людям. Брат еще месяц назад приглашал меня в Сан-Франциско. Но по его голосу я чувствовала, что это лишь дань вежливости, и потому отказалась.
Никогда еще не видела Нью-Йорк таким опустевшим. На улицах – ни машины. Кафе и магазины закрыты. Даже бездомный, вечно торчавший на углу Второй авеню и Пятьдесят девятой улицы, исчез. Решив заказать еду на дом, я обзвонила полдюжины ресторанов. Ни один не работал.
К обеденному времени весь дом обильно пропах жареной индейкой. Из соседних квартир слышался смех. Звенели бокалы. К аромату индейки примешивались дразнящие запахи клюквенного соуса, тушеной моркови с сахаром, зеленых бобов, сладкого картофеля и пирогов с тыквой.
В моей квартире поселилось амбре одиночества.
Я съела то, что удалось найти в холодильнике, и, плюнув на возражения невидимой женщины, выпила почти целую бутылку красного вина. Увы, моя «командирша» оказалась права. Стало только хуже. Меня захлестнула жалость к себе, в итоге я бросилась на диван и разревелась.
В воскресенье под вечер вернулась Эми. За эти дни мы с ней несколько раз перезванивались. Узнав, что я отказалась от таблеток, она обрадовалась и снова пригласила меня в буддистский центр. В голосе звучала тревога. Она предлагала мне просто попробовать. Что я так цепляюсь за Нью-Йорк? Почему не хочу на несколько дней сменить обстановку? В конце концов, я ничего не теряю: станет невмоготу, мы сразу же вернемся. Дороги-то всего три часа.
Мне уже было все равно куда ехать. Я ощущала полный тупик. Чувствовала, что больше не вынесу одиночества. Эми была права: нужно сменить обстановку.
Глава 7
Такси
Мы с Эми стояли, оглушенные сверхъестественной тишиной. Ни птиц, ни насекомых. Даже ветер не шелестел в макушках деревьев.
Я огляделась. Пейзаж был скуп на краски. Деревья, сбросившие листву, худосочные кусты, торчащие из земли валуны. Пустынный мир, чьи цвета – коричневый и серый.
Казалось, я попала на необитаемый остров.
Эми надела рюкзак, кивнула мне, и мы двинулись по тропинке. Пройдя через лесок, вышли к холму, на вершине которого стояло причудливое здание. Нижнюю его часть украшали широкие окна, отчего та была похожа на конференц-центр. Средняя часть напоминала пагоду, увенчанную восьмиугольным куполом, а его окружали башенки, между которыми вился золотистый орнамент. По углам крыши располагались буддистские символы. Это и был центр, куда регулярно ездила Эми.
У входа нас встретила худенькая, коротко стриженная женщина в светло-розовых одеждах. Она приветливо улыбалась. Я гадала, сколько ей лет, но по ее лицу было трудно определить возраст. Чувствовалось, они с Эми давно знакомы, однако и меня женщина встретила с не меньшим радушием. Мы вошли внутрь и поднялись в комнаты для гостей. Похоже, у этой женщины проблемы со здоровьем: даже на второй этаж она поднималась, тяжело дыша.
Мою комнату правильнее было назвать комнаткой. Я прикинула ее площадь: где-то восемь на десять футов. Из мебели – кровать, стул и шкафчик. На тумбочке стояла деревянная, ярко раскрашенная фигурка Будды и ваза с искусственными цветами гибискуса. На стене висела картина, изображавшая Будду в медитации, а под ней – дощечка с его изречением: «Никакие беды не грозят тому, кто не пытается владеть людьми и вещами».
Я подумала о бирманском брате. Может, и он живет сообразно этому изречению? Не потому ли он всегда так спокоен и бедность его ничуть не тяготит?
Монахиня показала туалет и душ. На первом этаже – общая кухня. Мы можем брать все, что лежит в шкафах и холодильнике. Кроме нас, здесь еще пятеро гостей. Через час, в четыре, начнется общая медитация, и если мы хотим, можем присоединиться. Обед в шесть, впрочем, приходить на него или нет – дело добровольное, как и все остальное здесь.
Эми предложила перед медитацией выпить чая, но мне не хотелось. Я сняла рюкзак, закрыла дверь и распахнула окно. В этом мире не было полицейских сирен. Не было машин. Не было музыки, доносящейся из соседней квартиры.
Тишина и никакого голоса внутри.
Удивительно, но моя «спутница» замолчала еще в Нью-Йорке и за всю дорогу не произнесла ни слова. Интересно, почему притихла?
– Эй, ты где? – негромко спросила я.
Она не отвечала.
– Где ты? – еще тише повторила я.
Снова молчание.
Я легла на кровать и стала ждать ответа. Мне не терпелось услышать ее голос. Как странно. Я так сильно хотела от него избавиться. Это с одной стороны. Но была же и другая.
Я смутно ощущала, что сама она не уйдет. Мне придется совершить путешествие в собственные глубины и узнать, что там творится. Выяснить, откуда этот голос и что его хозяйке от меня нужно.