Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть первая
Шрифт:
Корпус был в дневном переходе от границы, когда свеженькая порция Каракисов принесла весть о том, что Доверенный стратег его императорского величества больше не составит ни единого циркуляра. Ну, и о прочих столичных радостях.
Удравшие из бушующей Паоны лягушки собирались укрыться в Кагете, однако граница встретила слухами о смерти Хаммаила, и беглецы заметались. Они могли угодить в зубы «барсам» или просто разбойникам, но бестолочам повезло влететь в объятия одного из передовых дозоров корпуса.
Драгуны препроводили паонцев с их сундуками к своему полковнику, только старина Василис Каракисов не устроил. Поняв, что происходит, цацы потребовали встречи с командующим, на которой, сверкая орденами и фамильными кольцами, принялись стращать новой властью и убеждать повернуть. В ответ маршал злорадно сообщил, что поздно: Хаммаила нет, и всё, что он, Карло Капрас, может предложить дорогим соотечественникам, – это уцелевших родственников. Каракисы паонские увяли и немедленно устремились к Каракисам кагетским, надо полагать, решать, куда и за сколько уносить ноги.
– Мой маршал, – отчего-то шепотом произнес слышавший разговор Ламброс, – а вдруг новый император – как раз то, что нужно?!
– Хорошо бы, – кивнул маршал и распорядился выслать вперед отряды для разведки и поиска местных властей. Новости бодрили и дарили надежду, остатки сожалений о судьбе Хаммаила забились в дальний уголок сознания, где и уснули рядом с совестью. Карло ждал возвращения разведчиков и в ожидании тряс Агаса, но гвардеец свою обычную говорливость утратил.
– Я больше не знаю Ореста, – сказал он, когда раздраженный командующий стал требовать ответа. – Поверьте, лучше не знать императора, чем знать о нем не то, что нужно. Орест повел себя решительней, чем можно было надеяться, выходит, он не вмешался в… некоторые события не потому, что не мог, а потому, что не желал?
– Ты о своей ссылке? – в упор спросил Капрас.
– О том, что ей предшествовало. Меня сослали в Кипару, поскольку я вызвал одного скота – родича Каракисов, к слову сказать. Только вызвал я его, чтобы избежать ареста вместе с дедом по матери. Гвардейцы по-прежнему не могут свидетельствовать против своих соперников, а если ты не можешь свидетельствовать, ты не можешь и лжесвидетельствовать.
– Ты впутался в заговор? – в упор спросил маршал. – В какой?
Окажись поблизости бешеный огурец, Капрас с удовольствием наподдал бы его ногой, но в пределах досягаемости имелся лишь булыжник, пинать который было опрометчиво.
– Никаких шагов не предпринималось, – Левентис был сама сдержанность, – однако мы в самом деле ставили принца Ореста выше его братьев. Нам хотелось перемен, и мы не всегда держали языки на привязи.
– Дед по матери тоже не держал?
– Ему вменили в вину служебные злоупотребления.
Служебные злоупотребления можно вменить в вину всем, и чем выше пост, тем очевиднее провинности. Другое дело, что это повод, а причина одна – политика. Тесть старины Динаса проиграл и потерял почти все. Голова, впрочем, уцелела.
– Не хочешь напомнить о себе?
– Кому? Мой маршал, я рискую повториться, но я в самом деле не знаю Ореста. И мне не нравится, когда столицу Гайифы громят гайифцы же. Если новый император сумел справиться с мятежом в считаные часы, чего он ждал все это время? Чего он ждал, когда преследовали его сторонников, и кто ему помогает сейчас?
– Не все ли равно? – отмахнулся желавший не сомневаться, а радоваться Капрас. – Лишь бы дело делалось.
Агас не воевал, не считать же за войну стычку с дикарями на козлах! Теньент силен в интригах, иначе не сумел бы так легко и красиво вытащить своего маршала из казарской ловушки, но представить толпу солдат, разбитых, потерявших любимого командира, он не в состоянии. Орест дал парням Задаваки сорвать злость на тех, кто в самом деле виноват, и Карло императора не осуждал. Сунувшихся защищать Коллегию прикончили б и не заметили, зато теперь самое время выплеснуть оставшуюся злость на морисков. Ламброс думал так же.
– Только бы про нас не забыли! – беспокоился артиллерист. – В такой суматохе не корпус, армию потеряешь…
Не потеряли, доставленный губернаторской эстафетой указ подоспел к вечеру. Бравый курьер о том, что он везет, знал не больше своего чубарого, а новость была столь же радостной, сколь и неожиданной: под стенами столицы императорская армия одержала первую серьезную победу. Устав, разрешая зачитывать избранные места вслух, допускал показ запечатанных синим воском документов только лицам в генеральском чине, и Карло решил не рисковать.
– Датировано двадцать вторым днем Летних Молний, – маршал обвел глазами замерших офицеров. – Писали чиновники, все обычные обороты присутствуют. Сражение началось тринадцатого Летних Молний и закончилось на следующий день. Подступившие к самым стенам столицы вражеские войска были сначала остановлены у Белой Собаки, а затем и разгромлены. Язычники, понеся потери, бежали, угроза Четырежды Радужной Паоне снята, и это только начало.
– У Белой Собаки? – уточнил плохо знающий Паонику Ламброс.
– Я знаю этот пригород. – Карло оторвал глаза от бумаги. – Там на южной окраине можно неплохо обороняться, местность удобная. Далее… Нам предлагают «возрадоваться победе и восхититься величием императора Сервиллия, Богоизбранного, Богохранимого, Богодарованного и Четырежды Богоугодного», так что сообщите своим людям, и через час прошу в мою палатку. По такому случаю мы просто обязаны выпить, но больше никаких задержек! Велено со всей возможной скоростью вести корпус к столице и по прибытии находиться в полной готовности. При этом мы должны исхитриться и набрать по дороге дополнительных рекрутов не менее чем на два пехотных полка, а также все необходимое для их содержания. С учетом времени года, расстояния и дорог нас ожидают в Паоне к середине Осенних Молний. Должны успеть.
3
Бонифаций уходил громко, будто кабан сквозь кусты ломился. По-хорошему надо было благолепно выплыть вслед за супругом, но Матильда продолжала попивать слишком кислое, на ее вкус, вино и слушать. А Дьегаррон, раздери его кошки, – играть. В ранней юности алатка на парней не заглядывалась, пока в ее пятнадцатую Золотую Ночку за дело не взялись скрипки, гитара в маршальских руках кружила голову не хуже. Бьющий по струнам кэналлиец казался незнакомым человеком – лихим, здоровым и при этом отрешенным. Он видел то, о чем Матильда могла лишь гадать, вот она и нагадала горы. Не белоголовые и зубчатые, как Сагранна, а мягкие, округлые, то темные от елей, то пестрые от залитых солнцем луговых цветов. И пусть в этих лугах пасутся лошади, звенят монистами девчонки, а звездными ночами полыхают костры и смех обрывается счастливым стоном. Да будет счастлива молодость, хоть бы и чужая, и да пронесет ее через все пороги, не изломав и не испачкав…