Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть первая
Шрифт:
– Вы их не увидите.
– Очень рад. Тем не менее, господин маршал, если кто-то из ваших подчиненных по тем или иным причинам решит предложить свои услуги казарии, я сделаю все, чтобы он не пожалел о своем решении.
– Хорошо, – заверил Карло, благо это ни к чему не обязывало, – я сообщу о вашем предложении своим офицерам, когда мы выйдем на границу империи. Не могу не поблагодарить вас за щедрое предложение, однако мои интенданты обеспечили корпус всем необходимым.
– Что ж, я в очередной раз восхищен гайифской военной школой, но тем труднее мне перейти к просьбе. Вы знаете, что недавние события лишили меня не только отца, но и почти всех родных. Именно
– Но ведь она в… – Назвать созданную Вороном дрянь королевством язык не поворачивался, но Карло его все же повернул: – В Бакрии.
– О нет… Мой покойный отец был не только хорош собой, но и страстен. Он поручал рожденных вне брака детей доверенным людям с тем, чтобы со временем устроить их будущее. К несчастью, судьба ополчилась на наш род, и этот долг теперь мой.
Я знал, что у меня где-то есть единокровные сестры… Одна исчезла, когда ей было пять лет, вторая – вскоре после своего рождения, стоившего матери жизни. Ревность, женская ревность, страшна и беспощадна. Новая возлюбленная отца похитила его дочерей, поиски были долгими и, казалось, безнадежными. Судьба послала мне благую весть лишь сейчас. В замке Гурпо живет девушка Гирени, ее считают безродной сиротой, но очень возможно, что это не так.
– Гирени?! – Капрас понял, что трясет головой, и заставил себя прекратить. – Не может быть!
– Создатель велик… Нашлись свидетели. Чтобы убедиться окончательно, нужно проверить, соответствуют ли тайные приметы. У моей сестры были родинки. Одна общая для всех детей нашего отца… – Баата резко поднял волосы и наклонил голову. Стала видна шея и… знакомое до одури красноватое пятнышко. – И еще две.
– Хорошо, – выдавил из себя Карло, – я расспрошу… служанок…
– Возьмите. – Баата уже держал в руке два письма. – На первом листе записаны приметы моей сестры. На втором, если это она, мое письмо к ней. Я признаю родную кровь и наделяю девушку достойным приданым.
Лисенок врал, он просто обязан был врать, но подобную ложь не разоблачить. Гирени из рабыни становится сестрой казара, ее не продадут, не убьют, не станут бить. Баата позаботится о любовнице маршала, если маршал уведет корпус домой, а дорога через Кипару и впрямь во всех отношениях лучше. Ну а Хаммаил с Антиссой… Тот, кто подсыпает союзнику отраву, не вправе ждать верности. Пусть делают что хотят – бегут, дерутся, сдаются, Карло Капраса это больше не касается.
– Как я передам вам новости о Гирени или ее саму, если вы не ошиблись?
– Самым удобным будет, если вы ее поручите уже известным вам паломникам. Это надежные люди. Очень надежные.
– Хорошо. – Капрас поднялся первым. – Я отвечу через них.
– Я буду ждать, – заверил казар, – и надеяться на лучшее.
Глава 4
Талиг. Альт-Вельдер
Тарма
Западная Придда
400 год К. С. 10–12-й дни Осенних Скал
1
Названный Чарльзом… Капитан Давенпорт уехал, и Мэллит испытала облегчение: девушка не представляла, о чем говорить с мужчиной, чье тело полно жизненных сил, а разум уныл, как у познавшего не мудрость, но немощь старца. Прощание вышло пустым и тяжелым, талигоец не знал, что сказать, гоганни – что ответить. Наконец всадники в кожаных, спасающих от ливня плащах ступили на мост,
– Нечего бояться, – успокаивала старшая над служанками. – И это пока ерунда… Вот в тот год, когда хозяин привез хозяйку, вода аж в первых дворах стояла, пришлось доставать подвесные мостки.
– Только бы бурь не было, – качал лишенной волос головой надзирающий за кухнями. – Стены сложены на совесть, не размоет, а вот ветер…
Мэллит слушала о прежних ненастьях, и ей казалось, что серая осень пришла навсегда. Серым было все, кроме огня и цветов, которые присылала первородная Ирэна. Она по-прежнему ходила в свой сад, гоганни видела, как опасная возвращается, сбрасывает на руки прислужницы блестящий от воды плащ и, укрыв лицо в мокрых хризантемах, садится в кресло, ожидая, когда ее ноги освободят от испачканных башмаков. Потом хозяйка откладывала букет, выпивала поднесенное ей горячее питье и уходила к себе, а Мэллит отправлялась в отведенные им с роскошной покои. Здесь было тепло и горели свечи, но девушка знала – тяжелые шторы прячут дождь, которому нет конца.
Врач, высокий и достойный, велел нареченной Юлианой много лежать, и та лежала, вспоминая счастье и беду. Она не плакала, это делала осень, что была рядом. Не отходившая от роскошной Мэллит слушала о былом и ничего не могла изменить, даже вынести неприятные цветы – осиротевшей нравился горький аромат и яркие лепестки. В сердце девушки поселился страх за мать и дитя, но добрая не верила в злое.
– Глупости! – сердилась она. – Ирэна не из счастливых, что да, то да. Овдоветь, оставшись бездетной, о таком и подумать страшно! Только она – милая девочка, а ее брат нас всех выручил. Курт обязательно представил бы полковника Придда к ордену, и я об этом написала Савиньяку. Конечно, лучше бы мне рожать дома, но нам с тобой нужно быть здесь, когда Талиг отдаст Курту последние почести. Жаль, не будет командора Горной марки, но лучше никто, чем фок Варзов. Это он пустил «гусей» в Марагону, а ведь его считали хорошим полководцем. Подумать только, Курт осуждал наших земляков за нарушение субординации! Да Райнштайнер должен был требовать не решительных действий, а смены командующего. Ну что ты так смотришь?
– Эти йернские шары некрасивы, – пыталась настоять на своем Мэллит. – Лучше их унести.
– Пусть будут, – не согласилась нареченная Юлианой. – Ирэна понимает в садах, хотя все засадить цветами и травой – глупость. Сад прежде всего должен кормить! И утку здесь запекать не умеют, выходят какие-то опилки, а мне что-то хочется утки! Мелхен, ты должна им помочь, и не откладывай, сходи прямо сейчас.
– Но я могу понадобиться…
– Я лягу спать, а возле кровати есть звонок. Беги, объясни, как надо, только не очень их ругай, мы все-таки в гостях.
В Озерном замке знали лишь один способ готовить птицу, и он губил нежное мясо, лишая его сока. Гоганни не стала спорить с несведущими, она попросила противень, и ей дали чистый и большой, но слишком тонкий. То, что получилось, отец отца подал бы пьяным и изгнал опустившегося до подобного ничтожества повара отмывать куриные желудки, только жители Альт-Вельдера не пробовали истинного. Они восторгались тем, что было лишь на волос лучше дурного, и Мэллит стало стыдно от незаслуженных похвал.