Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая
Шрифт:
– Нет, – полусоврал Лионель, – но, слушая тебя, я начинаю чувствовать себя унаром.
– Подобные вещи мне говорят довольно часто, – с удовлетворением сообщил бергер. – Дело в том, что я переехал в Талиг довольно поздно, а до этого изучал язык по книгам. Моя речь правильнее вашей, что будит память о менторах. Полагаю, через двадцать лет точно так же начнут воспринимать герцога Придда, но пока он слишком молод. Так что ты думаешь о моем предположении?
– Оно не объясняет поведения моих братьев. Эмиль допекал меня с самого заката, но за ужином успокоился и заскучал. Ни его, ни Арно сдержанными не назовешь. В отличие от Придда, а не смог себя сдержать именно он. И, раз уж ты помянул Мельников луг… Вас там было
– Я уже говорил об этом с Германом. Мы чувствовали себя неуютно, но это легко объяснить приближающимся ураганом и поражением, которое мы терпели. Я хотел бы вернуться к нашему вчерашнему поступку. Оказывается, потребность скакать в закат у Германа уже возникала. Это было в дороге, причем ему и его людям удалось увидеть знаменитую блуждающую башню. Лионель, я очень хочу продолжения этого разговора, но в связи с делом фок Дахе велел собрать видных аконских граждан и полагаю неправильным опаздывать.
– Так не опаздывай, – согласился Савиньяк. – Ойген, очень возможно, мне скоро понадобится не менее двух полков, готовых выполнить любой приказ. Когда я говорю любой, я имею в виду тот, который талигойцы могут не выполнить или выполнить не до конца.
– Постараюсь ответить не как ментор из Лаик, – бергер улыбнулся, будто айсберг перед носом корабля блеснул. – Тебе нужно некоторое количество палачей? Они будут, но мы должны быть уверены, что убиваем тех, кого следует.
– Это мы скоро узнаем. Известный тебе Заль, наврав Валмону, пошел на запад, якобы на соединение с армией моего брата. Вопрос в том, бежит ли он от возможной схватки с данариями, желает к ним присоединиться или намерен им уподобиться? Я высылаю разведчиков, но готовиться начнем прямо сегодня. Если Заль струсил, его сменит Фажетти, нет – двинем армию. Не дожидаться же, пока зараза накроет весь запад.
Глава 2
Бакрия. Хандава. Талиг. Акона
400 год К.С. 7-й день Осенних Волн
1
Неизбежного не случилось. Вчерашние мансай с касерой не только не приковали Матильду к постели, они вообще не давали о себе знать. Ее высочество проснулась раньше своего супруга, причем с ясной головой и в каком-то девическом настроении. В Сакаци Матишке порой снилось что-то веселое, лихое, ускользающее; в такие дни она, всегда любившая понежиться в постели, вскакивала и неслась на башню Балинта встречать солнце. В Агарисе сны стали четче, бесстыдней и потеряли часть крыльев, а сегодня – опять… Матильда уселась в постели, обхватив колени, представила, на что она похожа, особенно если рядом усадить обожавшую такую позу Мэллицу, и рассмеялась. Супруг в ответ хрюкнул, повернулся и попытался натянуть на себя придавленное одеяло.
– Сурок сонливый, – нежно шепнула алатка и совсем уж собралась разыскать тергачиное перо и пощекотать в сопящем мужнином носу, но передумала. Бонифаций вчера пил меньше и только касеру, но выспаться ему не мешало, а ей… Ей не помешало бы полюбоваться горами!
Принцесса внушительной птицей перепорхнула через дрыхнущую половину и принялась одеваться, благословляя платье без шнуровки и отсутствие камеристок, однако прогулка сорвалась: караулившая под дверью Мухр’ука сообщила, что Этери «ждот и хочэт выдэт быстра». Алатка никогда не удирала, если ее звали на помощь, каким бы противным ни был зовущий, лисонька же Матильде вчера понравилась окончательно. Другое дело, что впервые напившаяся кагетка не представляла, что ее ждет утром. Как назло, ясноголовая высокопреосвященства выскочила из своих покоев без фляги, пришлось возвращаться. Бонифаций по-прежнему сопел, обнимая подушку, и принцесса все же тронула его за нос: муж дернулся, но не проснулся. Странно, что Этери продрала
– Госпожа здорова? – спросила Матильда, когда они со служанкой и скромно держащимися позади адуанами лезли по очередной лестнице.
– Савсэм здравая, – заверила старуха и уточнила, – но трэвожная, как горлица у гнэзда, когда в нэбэ арол.
– Странный у вас мансай…
– Гаспажа гаварыт нэ панятно.
Госпожа фыркнула и замолчала. Свалившийся им вчера на головы «арол» переполошил не только Этери. Обалдели все, хотя удивляться по большому счету было нечему – как ушел, так и вернулся. Сделал что хотел, узнал про богоданца и получивших в зубы морисков и решил заняться Гайифой лично. Значит, более важных дел у Ворона нет! Были бы, регент сейчас или дриксенцев колотил, или Олларии мозги вправлял, а он ночь напролет пел, смеялся и пил. Пил, пока собутыльники могли поднимать стаканы. Первым сдался Дуглас, Матильда оказалась второй, но она и начала раньше…
– Светит рыжая луна, —замурлыкала под нос алатка, – гейя-гей,
За тебя, мой свет, до дна, гейя-гей!Лестница кончалась у самого садика Этери. Узенькая калитка явно предназначалась слугам, так что ведьму с рогами они благополучно обошли. Если ведьма все еще отвращала зло, хотя какое зло в такое утро? Розовое, ясное, холодное – как молодость, которая взяла да и вернулась под звон чужих струн и родных песен.
– Ты не пьян, а я пьяна, гейя-гей,Ты свободен, я – жена, гейя-гей!..– Гыйя-гый! – откликнулся все забывший и ничему не научившийся крылатый зеленоштанец, что означало: «Есть давай! Хочу! Много! Всегда!»
– Кыш! – велела алатка. Место вчерашнего пиршества пряталось за домиком, а здесь были усыпавшие куст ягоды и множество птиц, пичуг и пичужек, правда, зеленоштанец средь них был лишь один.
– Хвост вырву, – пригрозила принцесса не желающему отлетать наглецу и юркнула в распахнутую служанкой дверцу. Этери уже ждала, выглядела она озабоченной, но отнюдь не бледной и не зеленой. А ведь дочка Лиса могла в мансай что-то и подсыпать! Потому и сама бокал за бокалом пила, и гостье подливала. Покойный Адгемар, по слухам, только резал чужими руками, а травил сам, те же, кто на «ты» с отравой, на короткой ноге и с противоядиями.
– Я не ждала вас так рано, – быстро проговорила кагетка. – Надеюсь, Мухр’ука вас не разбудила?
– Могла бы и разбудить, раз уж нужно. Что было в мансае?
– В мансае?
– Будь он сам по себе, мы бы обе еще спали.
– Разве? – мысли лисоньки занимало что-то другое. – Вы хорошо помните мою картину?
– Такое, пожалуй, забудешь!
– Тогда идемте.
Кто-то… надо думать, верная Мухр’ука, постарался – следы вчерашнего разгула исчезли, пахло и то не разлитым вином, а чем-то вроде полыни. С комнатой было все в порядке, за одним-единственным исключением. Роспись в нише уродовала нескладная долговязая фигура. Где-то едва намеченная, а где-то прорисованная до мельчайших подробностей, она, попирая все понятия о перспективе и прочих художественностях, вознеслась облезлой башкой выше не только дальних гор, но и занимавшего передний план рогатого Бакры. Вглядевшись, Матильда поняла, что непонятный урод сразу находится и перед козлом, и за ним. Четче всего вышли запястье, ноги – одна по отворот сапога, а другая по бедро, и шея, зато туловище с трудом проступало сквозь пропоровшего его рогача.