Сердцеед
Шрифт:
– Мне не нужны ни твои деньги, ни твоя чертова машина. Я хочу заботиться о своем скоте и о ранчо, а не сидеть здесь каждый день как какая-то красивая… сексуальная кукла, дожидаясь, когда ты придешь домой и поиграешь со мной.
Джон отбросил в сторону джинсы, оставшись в одних трусах. Его гнев тоже возрастал, но он держал себя в руках. Этот контроль ощущался в его низком, спокойном голосе.
– Я не думаю о тебе, как о сексуальной кукле. С чего ты взяла?
Мишель была бледна и дрожала.
– Ты позвал меня сюда и начал раздеваться.
Джон вскинул брови.
– Потому что я был грязным с головы до ног. Я не мог даже поцеловать тебя, не запачкав при этом, я не хотел испачкать твое платье.
Её губы задрожали.
– Это всего лишь платье, - сказала Мишель отворачиваясь. – Его можно постирать. И я сама лучше бы запачкалась, чем сидеть здесь без дела каждый день.
– Мы уже говорили об этом раньше, и это решено.
Он подошел к ней сзади и легонько сжал её плечи руками.
– Ты не можешь выполнять работу, ты только навредишь себе. Есть женщины способные работать, но ты недостаточно сильная. Посмотри на свое запястье, - сказал он, опустив свою руку вдоль её, и сжал запястье, поднимая. – Твои кости слишком хрупкие.
Мишель обнаружила, что прижимается к нему, её голова покоилась на впадине его плеча.
– Прекрати! Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя совсем бесполезной! – в отчаянии воскликнула она. – В конце концов, ты мог бы брать меня с собой. Я могу выслеживать заблудившихся …
Джон повернул Мишель, и прижал к себе, заставляя умолкнуть.
– Господи, малышка, – пробормотал он. – Я всего лишь пытаюсь защитить тебя, а не заставляю чувствовать себя бесполезной. Я едва с ума не сошел, когда увидел, как ты пытаешься починить изгородь, представляя, что могло бы случиться, если бы колючая проволока хлестнула тебя сзади. Тебя может выбросить из седла, или может забодать стадо или …
– Всё это может случиться и с тобой.
– Но не так легко. Признай, наш спор бессмыслен. Я просто хочу уберечь тебя.
Они спорили по этому поводу столько раз, что Мишель уже сбилась со счета, но ничто не могло заставить Джона изменить мнение. Но она не может сдаться. Ей не вынести еще много таких дней как сегодня.
– А ты смог бы ничего не делать? Просто стоять и смотреть чем занимаются другие. Даже Иди не позволяет мне помогать ей.
– Лучше бы она этого не делала.
– Теперь ты понимаешь, о чем я? Мне что, просто сидеть целый день?
– Хорошо, твоя взяла, - сказал он низким голосом.
Джону казалось, что она будет рада снова вести праздный образ жизни, но вместо этого Мишель была изведена до предела. Он успокаивающе погладил ее по спине, и она постепенно расслабилась в его объятиях. Руки Мишель скользнули вверх, и она обняла его за шею. Он должен придумать, чем занять её, но сейчас ничего не приходило в голову. Было трудно думать, когда она находилась рядом, словно горячий шелк, упругая грудь упиралась в него и сладкий запах женщины проникал в его ноздри. Он весь день думал о ней, о том, что она притягивает его как магнит. Неважно, как часто он брал её, желание возвращалось с возрастающей силой.
Неохотно Джон отодвинул от себя Мишель на несколько дюймов.
– Ужин будет готов через десять минут, а мне еще нужно принять душ. От меня несет как от лошади.
Горячий, грубоватый запах пота, солнца, кожи и мужчины не раздражал Мишель. Она снова приблизилась к Джону, и, склонив голову к его груди, жадно провела язычком по его разгоряченной коже. Джон вздрогнул, все мысли о душе вылетели из головы. Запустив пальцы в блестящую светло-золотистую пелену её волос, он приподнял её лицо и впился в губы поцелуем, о котором мечтал много часов.
Мишель не могла долго противиться ему: всякий раз, как только он прикасался к ней, она отвечала, растворяясь в нем, открывая губы навстречу его рту, готовая отдать ему все, что он захочет взять. Любовь к Джону перешла все известные ей границы, открывая Мишель новые эмоциональные и физические грани. Лишь последние остатки контроля позволили Джону удержаться от того, чтобы бросить её на кровать прямо сейчас.
– Душ, - выдохнул он, поднимая голову. Голос его звучал напряженно. – Потом ужин. Черт, потом я должен заняться бумагами и это нельзя отложить.
Мишель казалось, что Джон ожидает, что она будет возражать и требовать его внимания, но она как никто другой понимала, что хозяйственные заботы откладывать нельзя. Мишель высвободилась из рук Джона и улыбнулась ему.
– Поторопись со своим душем, потому что я умираю с голоду.
Где-то в подсознании у неё возникла одна мысль, которую ей нужно было обдумать.
Во время ужина Мишель чувствовала себя на удивление спокойно; как будто находиться здесь с Джоном вполне естественно, словно всё встало на свои места. Утренняя неловкость с Иди ушла, возможно, из-за присутствия Джона. Мишель понравилось, что экономка ужинала вместе с ними, не соблюдая формальностей. Это дало ей возможность все обдумать, так как реплики Иди заполнили тишину за столом и сделали её менее заметной.
После ужина Джон быстро поцеловал Мишель и похлопал её пониже спины.
– Я постараюсь закончить как можно быстрее. Ты найдешь, чем заняться, пока я буду работать?
Мишель заполнила волна обиды.
– Я пойду с тобой.
Тяжело вздохнув, Джон посмотрел на неё сверху вниз.
– Детка, если ты будешь рядом, то я совсем не смогу работать.
– Ты самый большой в мире шовинист, Джон Рафферти. Ты идешь работать? Отлично, покажешь мне что делаешь, и потом я возьму на себя работу с документами.