Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
Так и случилось: я испытывала боль.
***
Безделье, продиктованное постельным режимом, всегда выматывало меня больше, чем сама болезнь. Больничный лист я оформлять не стала, ведь в таком случае неделя домашнего заключения была бы мне гарантирована. Кроме того, не терпела ни больниц, ни врачей. Поэтому решила взять эти дни в счет отпуска.
Четверг и пятница показались мне маленькой вечностью, черной дырой, высосавшей и физически, и морально. Книги и телесериалы не ложились в постоянно болевшую из-за температуры голову, разговоры с весело щебетавшей, брызжущей энтузиазмом и оптимизмом сестрой утомляли. Не могла поспеть за ее мыслью и вынуждена была отвечать односложно, но Люся понимала это как то, что я совсем расклеилась, и удваивала свои усилия по поднятию моего настроения. Прогулки были под запретом, на готовку или уборку элементарно не хватало сил. Сон… Даже он оказался для меня недоступной роскошью.
Спать мешали даже не кашель и больное горло, заставлявшие или делать глоток чая с медом, или тянуться за леденцами. Бессонница была больше последствием стресса. Она все равно настигла бы меня, сейчас, когда организм исчерпал практически все свои ресурсы, или же позже. Приставила бы к горлу нож – болезненную растерянность и опустошенность, испытываемые мной ежеминутно.
Я была беззащитной. Не могла перестать ворошить в голове давно ушедший декабрь, обдумывать каждый нюанс своих эмоций, раскрашивающих тогда мои дни в райские, но иллюзорные краски. Заново переживала корпоратив и ссору братьев, воскресала в памяти лицо Вадима и вызывающие чувство гадливости слова Киры обо мне и о нем. Но всякий раз попытки проанализировать и утвердиться в правильности решений и поступков заканчивались воспоминанием пустого, едва отметившего мое присутствие взгляда Вадима Савельева и его ужалившей своей бесчувственностью просьбы позаботиться о своем здоровье.
Вечером в пятницу я сорвалась – позвонила Кожухову, расспросила о том, как идут дела в офисе, сказала, что мне гораздо лучше и в благодарность за то, что он взял мои группы вчера и сегодня, я готова взять его группу завтра. Артем сначала отказался, но я настаивала, приводя веские доводы. В итоге он сдался.
Я все еще чувствовала себя слабой и разбитой, но самое лучшее лекарство от простуды и от не отстающего мрака тоски и пустоты – продуктивная, интенсивная работа, в которую требуется погрузиться с головой.
***
Легкий морозец, осыпающийся снежной пудрой, словно шалость зимы, вдруг вспомнившей, что дни ее царствования еще далеко не закончены, колол поцелуями щеки, будоражил, освежал, когда субботним утром я преодолевала расстояние от трамвайной остановки до офиса. На автостоянке у «Мэнпауэр» еще издалека заметила его «Ауди», припорошенную снегом, глянула на часы: без пяти минут восемь.
Он вообще спал? Уходил?
Прислушивалась к бешено скачущему в груди сердцу, унимая его, пока раздевалась и готовила материалы для тренинга. Старалась сильно не шуметь. Конечно, он в своем кабинете. Сидит за столом, как всегда заваленном бумагами и канцелярской мелочью. Чем-то очень занят. Хмурится, сосредоточившись. Может быть, читает что-то, а указательный палец играет с углами листов, загибая и отгибая их.
Я подумала, что ему надо бы больше отдыхать, вспоминать иногда о себе, выделять свободное время для матери, для друзей, о которых немного рассказывал в тот день, когда мы поехали подбирать ему одежду и галстуки… Говорил, что у большинства из них свои семьи, они счастливы…
А вот нам с ним незачем встречаться: у меня к нему нет никаких вопросов, в акциях наметилась передышка до двадцатых чисел февраля, график тренингов утвержден, а я больше не на испытательном сроке. Для строго начальственного ока вполне будет достаточно моих отчетов, предъявляемых на еженедельной пятничной планерке, протекающей в присутствии восьми свидетелей. Мои дни вновь должны войти в понятную, давно уже сотканную для них канву. Косые взгляды сотрудников и ползущий по пятам шепоток сплетен со временем исчезнут – я больше не дам ни единого основания ни для первого, ни для второго.
«А я полагал, репутация лепится из проявленных профессиональных качеств», - вспыхнули в мыслях его слова. Меня затопила слабость, я присела на свое кресло. Снова пережила тот момент: его звенящий от недовольства голос, отдающийся от стен моей кухни, черный поздний вечер за окном, запах кофе и ванили, такой домашний, но воспринимающийся неуместным и странным для той напряженной и неправильной ситуации.
Надо отдать должное Вадиму Евгеньевичу, он, вероятно, прав. Не потому ли другие не готовы были судить меня только как профессионала, что сама забыла: я прежде всего профессионал? Не потому ли воспринимала дурные слухи о себе как заслуженные, что сама так и не смогла простить себя за ошибку с Димой? Велика вероятность, что так и есть.
Необходимо вычистить из памяти все личные интересы и неприятности, связанные с Вадимом и Дмитрием Савельевыми.
Бросила взгляд на время в углу монитора: пятьдесят минут до начала тренинга. Вернулись озноб и головная боль. Я помассировала виски, ощущая, как накатывает муть беспокойства и неопознаваемой тоски – как будто я что-то упускаю, не беру в расчет, что-то задвинула на задний план, тогда как оно должно быть рядом, под рукой.
Вдох и выдох, еще один вдох, в горле ужасно першит. Я забросила в рот леденец «Стрепсилса», растекшийся по языку синтетическим холодком эвкалипта.
Вновь взгляд на часы: до начала тренинга осталось сорок восемь минут – пора сосредоточиться и накидать план. Это и есть то единственное, что я упускаю и что действительно требует моего внимания.
***
Зажав в руке опросники, по которым мне предстояло до своего ухода составить отчет, я поднялась с места и подошла к окну. Раздвинула жалюзи, впуская в тренинг-зал молочный свет зимнего дня, тут же капитулировавший под напором жесткого белого света люминесцентных ламп.
Окно выходило прямо на парковку перед нашим зданием. Машина Вадима все еще находилась на своем месте – даже не сомневалась, что он до сих пор не уехал.
Я выдохнула на стекло, а после, не торопясь, ощущая холодящую влажность на подушечках пальцев, стерла растворяющееся белесое пятнышко. Остановила взгляд на светящейся амальгаме неба, проглядывающего за крышами домов и редкими верхушками деревьев в убранстве инея. Посмотрела, как ветерок гоняет горстки снежной пыли по запекшейся льдом поверхности парковки, и вернула мысли к закончившемуся минут десять назад тренингу.
Страховые агенты – особая аудитория со своей спецификой и подводными течениями, но все прошло более или менее сносно, во что даже не верится, учитывая ускоренную подготовку, практически экспромт, а также глухую головную боль и охрипшее горло. Но все же лучше так, чем оставаться в заключении стен собственной квартиры на расправу безделью и бесконечному переворачиванию в голове последних двух месяцев своей жизни.
Затылок ныл и давил, видимо, слишком туго скрутила волосы накануне тренинга, нервничая, поэтому, положив заполненные моими недавними слушателями опросные листы на подоконник, я принялась вытаскивать из узла шпильки. Облегченно выдохнула, взбивая освободившиеся локоны, массируя кожу головы
Снежная крупка, бегающая наперегонки по парковке, застревала в лунках и гористых мини-ущельях, созданных гололедицей. Новый порыв ветра – и новый рисунок. Вроде бы, суть не изменилась, но белые ручейки снега потекли по-другому.