Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
Лишь с мамой я поделилась своими проблемами. Люся, к моему удивлению, ни о чем меня не расспрашивала. Разумеется, она слышала мои разговоры с Вадимом, видела, что время от времени я отвлекаюсь на приходящие смс, пишу свои в ответ. От нее наверняка не ускользнули выступающий на моих щеках румянец и сдерживаемая улыбка. Бывало, я ловила на себе озорной и многозначительный взгляд сестры, после которого ждала или шутливого резюме, или вопроса с подковыркой, но Людмила хранила молчание.
Мама внимательно меня выслушала. Помню, было неловко, поначалу с трудом подбирала фразы, не желающие сходить с языка, а после вдруг слова полились, мне будто бы стало легче дышать и думать. Когда я закончила, она долго молчала, потом, теребя
– Бывает такое. В одном мужчине, который тебе не подходит, и ты знаешь это, чувствуешь, ты «предугадываешь» другого. Тот другой и есть твоя судьба. Вот в Диме ты «предугадала» Вадима. Может, не прямо целиком в нем «предугадала», а может, во взгляде, жестах… А вот когда встретила Вадима, тебе все понять помешал Дима.
Нахмурившись, я долго смотрела на маму, осмысливая сказанное. Могло ли все обстоять так, как разъяснила мне она? Любовь не терпит полутонов, ты либо отдаешь свое сердце целиком, обретая готовность строить, менять, целиком принимая это «вместе», либо нет.
Слова мамы так и остались в моем сознании, я не смогла ни согласиться с ними, ни опровергнуть их. И возможно, действительно – в Диме я «предугадала» Вадима, которого любила даже тогда, когда не знала его?
Фантастично. Иррационально.
Но, может, этим и стоит объяснить путаницу с влечением и симпатией сначала к младшему брату, а потом к старшему? Причем, если с младшим поставила безвозвратную точку, удивляясь тем чувствам, что испытывала, к старшему меня тянуло с неимоверной силой. И этого не изменили как проведенные в Менделеевске недели, так и последующие месяцы.
Помню, как неистово, гулко, сильно стучало мое сердце на всем протяжении пути назад, в Москву. Знала, что он будет встречать меня вопреки моей просьбе не делать этого. Мне не удалось сомкнуть глаз: волновалась, тревожилась, была взбудоражена нашей встречей. Казалось, не видела его год… Вспоминала его смс, его слова и фразы, произнесенные в наших с ним бесчисленных разговорах. Вспоминала его лицо и улыбку, его глаза… прикосновения рук и губ… - и внутри словно бы зрело, нарастало что-то жаркое, полное и невыразимое, затрагивая каждый нерв. Одергивала себя, пыталась сосредоточиться на книге, в конце концов заставила себя лечь, закрыла глаза, и тут же память в подробностях восстановила нашу встречу в том скверике, тринадцатого февраля, за сутки до моего отъезда… Задыхаясь, я села – о сне можно было и не думать.
Я сошла с поезда, меня потряхивало от нервного перевозбуждения, но едва увидела Вадима, все исчезло - успокоилась, овладела собой. Наверное, помогло то, что он сам был взволнован сверх всякой меры.
– Ариша, - его голос сорвался, когда он, заключив в теплые большие ладони мое лицо, подняв его вверх, заглянул в мои глаза, его были полны беспокойства на грани отчаяния, возбужденно мерцали. – Ты бы знала, как сильно я боялся, что ты не вернешься, сдашь этот чертов билет в последний момент.
Он криво и совсем невесело усмехнулся, заключив:
– Просто параноиком стал.
Дыхание перехватило, электрический жар воспламенил тело. Вместо ответа я обхватила его запястья, пальцами поглаживая мягкую тыльную сторону ладоней, все еще удерживающих мое лицо, ласково, ободряюще улыбнулась, не отводила глаз.
Мартовские оттепели с их влажным ветерком и румяными восходами уже вовсю правили бал. Оставив вещи в его машине, мы около часа просто гуляли по улицам пробуждающейся столицы. Больше молчали, чем говорили. Он крепко держал мою руку, притягивал к себе, с нежностью глядя в мое лицо, когда останавливались, выжидая зеленого сигнала светофора… Мне было хорошо, не хотелось ничего большего: лишь чувствовать его тепло, слышать его голос, иметь возможность смотреть в серые внимательные глаза, которые все понимали, пусть я и не объясняла, ни о чем не просила.
Он
Никаких договоренностей. Никакого обсуждения наших ожиданий, принятых и непринятых решений. Как будто все это давно было озвучено между нами.
За кофе, точно старые знакомые, мы делились детскими воспоминаниями, сравнивали, где и в чем наше детство похоже, а в чем различается. Легко, непринужденно, точно дыхание. Словно бы не было всех этих бестолковых, тяжелейших в психологическом плане месяцев, моей работы в «Мэнпауэр», его брата. Будто я не ездила в Менделеевск, сбегая от нервного срыва и беспорядка в собственной жизни.
Лишь когда прощались, он, сжав мои руки, притянул меня ближе к себе. Расстояние поцелуя, но ни один из нас не решился сдвинуться ни на миллиметр. А у меня жгло и покалывало губы в ожидании, в желании…
– Ты знаешь все, что я хочу сказать тебе сейчас, - мягко, тихо произнес Вадим, обжигая меня взглядом.
Я прикрыла глаза, кивнув.
– Нельзя торопиться, - ответила, не сводя с него глаз, внушая, поясняя без слов. – Дай мне время.
И он дал мне время. Нетерпеливый, не привыкший сбавлять темп, если цель обозначена и близка, он отступил, если можно так определить то, что два с половиной месяца мы встречались и проводили время как близкие друзья, не более. Бывали на концертах, посещали галереи и театры, иногда просто гуляли, заходя в кафе или ресторан, где звучала живая музыка, - Вадим пристрастился к джазу. Все выходные были нашими, с раннего утра и до позднего вечера.
Именно за эти месяцы я узнала Вадима Савельева не как своего руководителя, не как мужчину, к которому меня влекло, а как обыкновенного человека, имеющего свои слабости и сильные стороны характера. Веселый, остроумный, живой и непосредственный в общении, он между тем четко ощущал границы. Дисциплинированный, даже педантичный в каких-то вещах, он проявлял требовательность к другим и не отличался снисходительностью в своих оценках и суждениях. В некотором смысле Вадим был склонен к диктату, нетерпим, однако к самому себе относился еще строже, чем к другим. Он отлично разбирался в людях, понимал их желания, «читая» их не хуже любого квалифицированного психолога. Цельный мужчина с цепкими инстинктами, мгновенно подстраивающийся под ситуацию, постоянно готовый менять ее и меняться сам. Очень активный. Он интересовался многими вещами и разбирался в различных аспектах жизни и областях знаний. Будто бы хотел успеть везде и повсюду, взять как можно больше. Постоянно что-то изучал, читал много, беспорядочно, не руководствуясь какой-либо системой, предпочтениями. Не умел останавливаться, довольствоваться половиной, полумерой, видимостью. Казалось, все его слова, действия, идеи были направлены на то, чтобы вызвать отклик у меня, не оставить безучастной, не допустить, чтобы я закрылась
Раньше мне представлялось, что жизнь движется рядом со мной, мимо меня, а я лишь наблюдатель. Теперь же, с Вадимом, я чувствовала себя неотъемлемой частичкой этого вечного, упорядоченного в своем хаосе потока.
Это было правильным.
Верная своему слову, я постепенно менялась. И в этом тоже была заслуга Вадика. Собственно, подозревала, что все перемены спровоцировал он и отчасти мама. Ради него я сменила гардероб, перестала строить планы, живя одним часом, днем. Ради мамы установила на ноутбуке скайп и еженедельно подолгу общалась по видеочату с ней и Люсей, обсуждая их и свои дела. Укоротила волосы, перестав собирать их в узел на затылке или убирать под заколку – носила распущенными, тщательно подходя к укладке. Старалась меньше сосредотачиваться на неудачах и неурядицах, анализируя, в чем именно состояла моя ошибка, стремилась накопить новые впечатления, обозначить вехи иного русла своей жизни, старалась чувствовать, а не жить в четко отмеренных границах чувств и… училась быть счастливой. И, да, устроилась на новую работу.