Серебряная лоза

Бонс Олли

— Да ну? — насмешливо спросил Карл. — А ты сама-то это помнишь, или знаешь только по рассказам?

— Вообще-то бабушка с дедушкой и вправду многое утаили о твоём происхождении, — осторожно сказал и Прохвост.

— Так кто же я тогда? Выходит, я и отца своего не знаю?

— Ну, ну, не плачь!

— Да чего реветь-то? Вот если б знала, а он помер, тогда да, обидно, а так...

— Меня и вовсе в Приют подкинули, даже бабушки и дедушки не было. Я же не плачу!

К чести Хитринки, она быстро взяла себя в руки.

— Ну и ладно, — сказала она,

шмыгнув носом, — так даже и лучше. Вовсе мне и не хотелось быть дочкой этого подлеца.

— А он и вправду умер? — спросил Прохвост.

— Да уж точнее некуда. Слишком был хорош, так что правитель заставил его работать на себя. Ну, а те, кто на господина Ульфгара работает, вскоре умолкают навеки, чтобы не выдать его тайн. Так и вышло с бедным парнем, да и с мастером, что был его наставником. Вроде и дочку мастера тоже не пожалели, хотя тут я не уверен. Вот почему он и не смог навестить своих стариков, ясно вам? И не упрекайте его больше. Уж подлецом-то он точно не был.

Карл тяжело вздохнул.

— Не так уж и многих людей я пускал в свою жизнь, да так вышло, что господин Ульфгар не только этого парнишку отобрал. Был у меня ещё один друг, ну как — друг. Он мне о своих делах не докладывал, работу я для него кое-какую делал, мы много не болтали, а только знал я, что на Эда можно положиться. Это он меня вытащил, когда я один остался. Тоже на правителя работал, да ухитрялся крутиться как-то, потому что были у него и свои цели. Вот уж кто хитёр был, куда там хвостатым. Но только пару лет назад его механическую повозку нашли у придорожного камня, с расплющенным передом и обгоревшую, а внутри тело, которое и опознали-то лишь по паре не до конца оплавившихся перстней. Решили, несчастный случай, но я не верю. Чтобы Эдгард, столько лет проведший в дороге, угодил в единственный камень посреди поля?

— Может быть, в его повозке что-то сломалось? — предположил Прохвост.

— Да я её лично обслуживал! — возмущённо ответил Карл. — Когда в последний раз глядел, была лучше новой. Если там что и изменилось с того раза, было это сделано чужими руками и намеренно. Так, хватит грустных историй, не то наш экипаж от её слёз заржавеет, и мы никуда не доедем.

Марта хихикнула.

— Ничего я не реву, — возмутилась Хитринка. — Вспомнилось просто, как дедушка с бабушкой до последнего ждали сына. Уж как они верили, что успеют поглядеть на него ещё хоть разочек...

— Да в мире вообще полно несправедливости, — согласился Карл. — Дрянная эта жизнь.

— Вот только не понимаю, — задумчиво сказал Прохвост, — для чего им было говорить, что ты — их родная внучка. Меня-то вот прекрасно вырастили, хоть я по крови им чужой, и ничего не скрывали.

— А чего скрывать, когда все на Моховых болотах знали, кто ты таков? А я, ты же теперь знаешь, даже по меркам хвостатых негодная. Старики пожалели меня, наверное, но такую в дом взять — все их дурными сочтут. Вот и придумали, что дочь сына, вроде как не могли отказаться. Хорошие они были у нас.

— Это почему ещё ты негодная? — спросил Карл.

И пока Хитринка собиралась с духом, думая, как произнести это мерзкое слово и стоит ли о том говорить вообще, Марта без тени смущения всё и выложила.

— Она полукровка. Рыжая, как морковь в перловом супе. Каверза нам волосы выкрасила, чтобы камнями не побили. Ай!

Это Прохвост щёлкнул её по лбу.

— Думай, что говоришь, особенно когда спрашивают не тебя, — беззлобно сказал он. — Чужие секреты выдавать не спеши. Кто захочет, сам расскажет.

Тем временем Карл шагнул ближе и вгляделся, прищурившись, в лицо Хитринки. Сумерки к этому времени уже заметно сгустились, погружая силуэты стоящих рядом в сиренево-серую муть, и неясно, что можно было разглядеть. Но Карл, наклонив голову, всё смотрел и раздумывал о чём-то.

— Что? — наершилась Хитринка и на всякий случай провела платком под носом. — Что не так?

— Да нет, не обращай внимания на старого дурака, — махнул рукой он. — Так, случайно кое-что вспомнилось. Давайте-ка, что ли, разместимся и попробуем вздремнуть до рассвета, а там двинем дальше.

Они забрались в экипаж, где было не намного теплее, чем снаружи. Хитринка устало подумала, что со дня, когда они покинули дом, им ещё не доводилось дважды ночевать в одном месте.

Поднялся ветер и свистел в дырявом стекле, а перед рассветом ещё и полил дождь. Половину ночи Хитринка вертелась, то проваливаясь в беспокойный сон, то открывая глаза. Каждый раз она замечала, что Карл тоже не спит — видно, и его беспокоили мысли о возможной погоне. Интересно, ходят ли волки в дождь?

— Что? — негромко переспросил Карл.

— Волки, они ходят в дождь или пережидают его в укрытии?

— Ходят. И в дождь, и в снег. Им нипочём. Но ты спи, я послежу.

Марта, приоткрыв рот, беззаботно посапывала на переднем сиденье, укрытая стёганой курткой Карла. Да ещё ворон, сидящий на передней панели, прямо на приборах с круглыми стёклами и стрелками, дремал, ни о чём не тревожась. Лишь бедняга Прохвост морщился всякий раз, когда Хитринка, поднимаясь, чтобы выглянуть наружу, тревожила его сон.

— Уймись уже, беспокойная душа, — пробормотал он, удерживая её рукой. — Спи, всё хорошо. Всё будет хорошо.

Поверив этим словам, убаюканная ритмом его сердца, Хитринка наконец сумела уснуть по-настоящему.

Глава 21. Прошлое. О неожиданных гостях и дворцовых тайнах

— Мастер Джереон, вы должны мне сказать, для чего предназначено сердце, — упрямо повторил хвостатый.

— Тебе об этом знать ни к чему, если только господин Ульфгар не рассудит иначе, — отмахнулся старик.

— А вот и к чему. Я подумал, мы могли бы добавить ещё один заводной барабан, чтобы подводить механизм ключом можно было вдвое реже, но поделка тогда станет массивнее. А если это не просто заводная игрушка, если сердце предназначено для живого существа, тогда можно использовать ротор. Он бы заводил пружину, используя движение, и ключом бы приходилось пользоваться не так часто.