Серебряная луна
Шрифт:
Сейчас она задумалась, почему с самого начала не заметила разницы между ним и обычным французом? Ничего ощутимого, ничего такого, что можно описать словами, но разница есть! То, что ее восхищает, нравится ей… нет, скорее то, что она полюбила.
Рэв стало еще страшнее: вдруг кто-то еще заметит это различие. И что она скажет людям, когда они вернутся? Но прежде, чем она приняла решение, до нее донеслись шаги и голоса. Рэв стремительно выбежала во двор.
Люди несли створку ворот, снятую с петель, а на ней лежал Арман. При лунном свете его бледность ужасала, и Рэв бросила вопросительный взгляд на одного из мужчин, несших его. Тот ответил:
— Месье жив, мадемуазель! Доктора еще нет?
— Нет еще, — удивившись своему спокойствию и хладнокровию, ответила Рэв. — Отнесите, пожалуйста, его наверх!
К счастью, лестница была широкая — ведь она предназначалась когда-то для кринолинов и фижм. Антуанетта ждала у дверей спальни герцогини.
Армана внесли в комнату, переложили на постель. Зажгли свечи в подсвечниках и канделябрах по обе стороны туалетного столика. Их свет заплясал на атласных портьерах устричного цвета и вещицах герцогини. Гребни с золотыми ручками и бриллиантами, вазы севрского фарфора, собрание табакерок покойного мужа, стоившее целое состояние, — довольно странная обстановка для человека с окровавленной головой и в сапогах для верховой езды! Мужчины, принесшие Армана, топтались в дверях, явно ожидая объяснения, что же произошло у храма.
Рэв так и не придумала, что им сказать. Слова застряли в горле, губы пересохли, а в ушах звучал насмешливый голос де Фремона:
«Шерингем! Что ты здесь делаешь?»
Наконец, не выдержав долгого молчания, добродушный толстяк, в котором Рэв узнала хозяина гостиницы, произнес:
— Этот господин остановился у нас, мадемуазель. Он прожил в гостинице два дня. Принести его вещи в шато?
И вдруг ее осенило! История сама возникла в ее голове, и губы сами зашевелились:
— Да, я знаю, что этот господин остановился у вас, месье Бувер; у него была на то причина… И была причина уничтожить человека, которого вы видели мертвым в лесу возле павильона: это предатель.
— А кто он, этот мертвый, не сочтите за дерзость мадемуазель? — осведомился хозяин гостиницы. — Держу пари, он не из наших мест!
— Его зовут Поль де Фремон. Когда-то он был близким другом моего брата, маркиза д'Ожерона, но предал дружбу и предал родину. Как обнаружил мой брат, он участвовал в заговоре против императора.
— Против самого императора?!
— Да, жизнь императора была в опасности, — сказала Рэв. — Мой брат узнал об этом, и именно поэтому приехал в Вальмон под чужим именем. Тот, кто остановился в вашей гостинице, не Арман де Сегюри, а мой брат, маркиз д'Ожерон. Недавно он прибыл из Польши.
— Маркиз! — воскликнул кто-то благоговейно.
— Значит, это и есть ваш брат! — тихо прошелестела Антуанетта у нее за спиной.
— Да, мой брат, сын моей матери от первого брака, и он хотел поймать подлых предателей, готовивших покушение на жизнь нашего любимого императора. Но к сожалению, случилось так, что месье де Фремон пришел сюда и, застав меня одну у озера, оскорбил меня. Мой брат услышал его голос, бросился мне на помощь, и, как вы сами видите, они обменялись выстрелами. Де Фремон промахнулся, но все равно нанес удар. Лежа на земле, он вынул кинжал из нагрудного кармана и ударил моего брата в голову. Это был подлый, предательский поступок человека, который может убить хоть своего давнего друга, хоть императора, которому, как француз, должно быть, присягал на верность.
Рэв замолчала, наступила тишина. Четверо мужчин у двери посмотрели на постель с уважением и восхищением. Но один все-таки спросил:
— А почему господин маркиз приехал в Сен-Дени, вместо того чтобы отправиться в Париж и предупредить императора о заговоре?
— Потому что император сам скоро будет здесь, — гордо произнесла она.
— Зде-есь?! — хором ахнули все.
— Да, здесь. Сегодня я получила письмо. Его величество почтит шато своим присутствием вечером в среду 16 августа.
Все уставились на Рэв так, словно она сообщила им о визите святого духа. К счастью не только для Армана, но и для нее самой, на лестнице послышались шаги, возвещающие о приходе врача.
Он быстро вошел в комнату. Толстый, веселый доктор Морель, который в свое время помог Рэв появиться на свет, обливался потом, потому что очень спешил к раненому. Его рубашка была забрызгана вином, а камзол имел такой вид, точно не чистился и не гладился с того дня, когда Морель унаследовал его от отца вместе с маленьким черным чемоданчиком с инструментами. Но карие глаза не теряли блеска даже в самых серьезных и трагических ситуациях, а крупные руки с обломанными от работы в саду ногтями действовали лучше любого успокоительного. У Леона Мореля был природный дар целителя, и Рэв, как и все в деревне, прекрасно об этом знала. Бывают такие садовники — у них растет все, что ткнут в землю; вот и доктор Морель вылечивал всех, к кому прикасались его пальцы. Своих пациентов он просто заставлял жить, заставлял поверить, что мир прекрасен и что можно позволить себе смеяться в нем и над ним. И они жили!
— К вашим услугам, мадемуазель! — прожурчал доктор Морель, и Рэв вцепилась в его руку, как утопающий хватается за соломинку:
— Пожалуйста, доктор, спасите его!
— Сделаю все, что в моих силах! — Он перевел взгляд на мужчин, столпившихся в дверях с разинутыми ртами: — Вам что, ребята, делать нечего? — спросил он, и они попятились из комнаты.
— Ну, посмотрим, что тут у нас!
Доктор подошел к постели, излучая волны тепла и жизненной силы.
— Голова, — быстро пояснила Рэв. — Удар кинжала пришелся как раз над бровями. Я перевязала его.
— Молодец!
Доктор медленно положил чемоданчик на стол рядом с постелью и обратился к Антуанетте:
— Вы приготовили все, что мне понадобится? Полотенца, горячую воду, бинты?
— Конечно.
— Прекрасно. Впрочем, я так и думал. Вы у нас самая опытная женщина! — засмеялся он, и отзвуки его громкого смеха заметались по просторной комнате.
— Ах, доктор, скорее, пожалуйста! Он истекает кровью! Дорога каждая минута! — воскликнула Рэв. Доктор взглянул на нее:
— Значит, для вас это важно…
Рэв не ответила, но ее глаза красноречиво повелевали ему поторапливаться. Доктор положил руку ей на плечо.
— Посидите у окна. Если вы мне понадобитесь, я позову!
Устраиваясь у окна, она услышала, как он пробормотал Антуанетте:
— А ведь сердчишко у нашей девочки страдает!
Рэв похолодела: что ответит Антуанетта? Но та промолчала.