Серебряная пуля
Шрифт:
— Жалеешь меня?
— Конечно. Ты же мой друг.
— А ты женись на мне. И сразу мне станет легче. Да и тебе тоже. Вдвоем чемодан тащить сподручней.
— Тебе что, швейцар срочно понадобился? Так я могу порекомендовать надежного человека.
— Да иди ты!..
— Маруська, я не думаю, что ты это серьезно сказала — насчет женитьбы. Я пока не готов к таким свершениям, а ты, насколько мне известно, мужиками уже объелась. И вообще, мы с тобой как в той известной песне поется: «…наша нежность и наша дружба сильнее страсти, больше чем любовь».
— Ну да, вам, мужикам,
Чтобы не усугублять ситуацию, я промолчал, лишь тяжело вздохнул и покивал, тем самым соглашаясь с Маруськой, что ее жизнь мрачна и безрадостна и нет никаких намеков на перемену.
— А в нашем микрорайоне еще одна паршивая новость… — сказала Маруська после небольшой паузы.
— Если ты о повышении оплаты за коммунальные услуги, то это уже далеко не новость. Власть имеет нас как хочет. Во всех позах.
— Нет, я не об этом. Чирик помер.
— Как?! — воскликнул я, сраженный наповал.
Еще вчера он был при полном здравии и, судя по его наглой мордуленции, даже не помышлял о близкой кончине.
— Молча, — ответила Маруська. — Нажрался своей водяры и врезал дуба. Под забором. Утром его обнаружил сторож супермаркета. Жалко парня…
Воловик занялся зачисткой… Все концы обрубил. Теперь к нему даже на хромой козе не подъедешь. Ни одного свидетеля. Вот гад!
— Это его-то жалко? Ну ты даешь… Никчемный человечишко, вор и пьянчуга.
— Какой ты жестокий! — рассердилась Маруська.
— Не жестокий, а справедливый. Два года назад кто-то забрался в твою «Минутку» и вынес всю железную посуду. И если бы я не сообразил, что она находится в пункте приема металлолома, и не взял «жучка», который им заведует, за горло, то это воровство вылилось бы тебе в хорошую копеечку. Не догадываешься, кто были эти воры?
— Догадываюсь… — буркнула Маруська. — И все равно мне жалко его.
— Вольному воля… Может, ты и права. Пусть теперь его судит другой судья. Ладно, мне пора. Вот денежка. Спасибо, что спасла меня от голодной смерти.
— Я не тебя спасла, а дверь кафе. Иначе ты ее просто вынес бы.
— И то верно… Подставляй щечку. Видишь, моя благодарность не знает границ.
— Иди уже… подлиза.
Погода была чудесной, и жизнь показалась мне гораздо светлее и приятнее, чем с раннего утра. Но тут мне на ум пришел Чирик, и я помрачнел. Хорошо бы заглянуть в заключение медэксперта… Я был почти уверен, что смерть Чирика приключилась не только от водки. Может, поинтересоваться у Завенягина?
С какой стати? Не хватало, чтобы он начал подозревать меня в смерти еще и этого ворюги. Пусть его. По крайней мере, смерть Чирика послужила мне очередным напоминанием: бди, Алекс Богданов, бди днем и ночью, чтобы и тебя не понесли вперед ногами. Но самым паршивым было то, что я не мог даже попросить защиту. Мне нечего было предъявить ментам, кроме своих догадок и умозаключений.
А еще из головы у меня не выходила «просто Мария». Если ночью мои мысли были сосредоточены на другом, то сейчас ее образ будто нарисовался передо мной — светлый и прозрачный. Уходя, она не оставила мне номера своего телефона. Сказала лишь: «Я сама позвоню…» Мне не хотелось быть чересчур назойливым, и я сделал вид, что поверил ей. Но мне почему-то подумалось, что наша случайная встреча была первой и последней. К концу вечера Мария вдруг стала холодной и отчужденной. Неужели я сделал промашку, не предложив ей остаться на ночь?
Такое случается. Женщины народ мнительный. Видя мою инертность, она могла подумать, что не нравится мне. Тем более что я вел себя чересчур по-джентльменски. Но иначе я не мог. Ведь она была сестрой моего боевого друга. А после того как это выяснилось, наша встреча и вовсе превратилась в поминки. Тут уж стало не до веселья и тем более — не до кобеляжа.
— Парниша! Ау!
Голос над самым ухом заставил меня вздрогнуть.
Я оглянулся и увидел запыхавшуюся Милочку Кошкину.
— Уф! Еле догнала тебя… — Она достала из сумочки кружевной платочек и помахала им, словно веером. — Ты куда так торопишься? Никак чайник на включенной плите забыл?
— Почему ты так решила?
— Знакомая ситуация.
— Ошибаешься. Просто я позавтракал в «Минутке» и теперь хочу поваляться, чтобы жирок завязался.
— Небось Маруська для тебя накрыла дастархан как для самого дорогого гостя. Она давно на тебя глаз кинула, это все знают. Маруське давно замуж пора, но, увы, ей попадаются только ветреники — такие, как ты.
— Между прочим, я не замечал, что Маруська имеет на меня виды.
— А это потому, что все мужики тупые. Вас нужно брать за рога, как баранов, и вести под венец. Иначе вы никогда не отелитесь и не сподобитесь на решительный шаг. Мужику проще прикинуться дурачком, чем брать на себя ответственность за семью.
— Да ты, Милка, философ. Книжки, случаем, не кропаешь?
— Времени нету. Бегаю за такими, как ты, чтобы копейку заработать. Почему не звонишь? Ведь обещал.
— По поводу?..
— Вот! Я же говорила, что мужиков нужно брать за рога. Повод у нас с тобой один, к сожалению, — продажа квартиры, доставшейся тебе в наследство.
— Не продается! — отрезал я решительно.
— Алекс, ты в своем уме?! Знаешь, сколько за нее дают?
— Не знаю и знать не хочу.
— Хамите, мальчиша. Когда я озвучу сумму, ты выпадешь в осадок. Я раскрутила клиента на всю катушку. Потом оценишь. Ну что, говорить?
Милка выдержала театральную паузу и выпалила:
— Двести пятьдесят тысяч! Чистыми! Евро! Это же… ну просто кайф!
Я был поражен. Деньги и впрямь были огромные. На одни дивиденды от этой суммы можно жить припеваючи до самого «дембеля» — когда в доме сыграют похоронный марш. Я спросил:
— И кто этот богатенький милостивец?
— Какая тебе разница? Такие деньжищи…
— А все-таки?
— Пока не знаю. Мне этого человека не представили. Я работаю с его доверенным лицом. Это адвокат, фамилия Пистемеев. Пока суть да дело, пока ты там телился и не звонил, мне пришлось изворачиваться и врать, что сумма тебя не устраивает. Представь себе, Пистемеев связался со своим клиентом, и тот согласился на мои условия, не торгуясь!