Серебряная пуля
Шрифт:
Он с надеждой посмотрел на медиков вокруг стола, на хирурга, радиолога и медсестру. Конечно, они на его стороне, но никто не произнес ни слова в его поддержку.
— Доктор Логан, — продолжала Уинстон, и ее голос звучал угрожающе, — мы ведь этот вопрос поднимаем не в вакууме. Всех нас должно беспокоить то обстоятельство, что наше общество за последние несколько лет уже не раз сталкивалось с такими врачами, которые больше заботились о своей репутации, чем о здоровье пациентов. Честно говоря, в вашем случае нас бы меньше волновали эти вопросы, если бы не некоторые аспекты вашей личности, привлекшие внимание собравшихся.
Он попытался улыбнуться.
— Мисс Уинстон, право, я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вас хоть как-то заботит Рочелл Боудин, пациентка института?
Логан почувствовал, как в животе у него что-то напряглось и его затошнило. Он тайком взглянул на Леннокс, но та смотрела вниз, делая какие-то пометки в блокноте.
— Да, я один из врачей, которые помогают лечить Рочелл Боудин.
— Из вашего ответа я уяснила, что вы прекрасно понимаете свою ответственность.
— Да. Я бы сказал, что даже слишком понимаю.
— Если честно, то пациентка не разделяет подобного мнения. Я лично беседовала с миссис Боудин. — Уинстон с мрачным триумфом потрясла записной книжкой. — Может быть, вам интересно узнать, что она говорит о вас? Вот послушайте. Она описывает вас так: «Самый равнодушный врач, которого мне довелось встретить в институте». Она говорит, что вы хронически безразличны к ее нуждам. И еще, снова цитирую: «Я чувствую, что он только хочет меня использовать». Она также полагает, что вы редко, а может, вообще никогда не говорите ей полной правды. — Она закрыла книжку. — Я могла бы продолжить.
Никогда в жизни Логан не сталкивался ни с чем подобным. По своей сути он просто не создан был иметь дело с такими интригами.
— Я бы тоже мог кое-что сказать о Рочелл Боудин, — запинаясь, проговорил он.
— И что же?
— А то, — добавил он, — почти каждый, кто имел с ней дело, знает, что это за пациентка. — Он посмотрел на Леннокс. — Я думаю, медсестра Леннокс подтвердит это.
Леннокс подняла глаза от своего блокнота и покраснела.
— Иногда она бывает слишком трудной.
— А вы знаете, что миссис Боудин проходит по одному из протоколов доктора Ларсена?
— Да, знаю.
— Ну что ж, я должна вам сказать, что доктор Ларсен полностью разделяет ее мнение относительно ситуации. Не собираетесь ли вы сказать нам, что доктор Ларсен некомпетентен и что он не способен иметь свое суждение?
Так вот в чем дело! Значит, Ларсен!
Логан почувствовал полную беспомощность. Все кончено. С этим невозможно бороться.
— Мисс Уинстон, я не знаю, что вы хотите от меня услышать, но я делаю все, что могу, для Рочелл Боудин, как и для всех остальных пациентов. Я…
— Послушайте, — вдруг прервал его знакомый голос, — это же абсурд. Здесь идет разговор не о том. — Логан безошибочно узнал голос и резко повернулся, чтобы убедиться. Конечно же, на пороге стоял Шейн. Трудно сказать, сколько времени он уже был здесь. — Вы хотите обсуждать документ? Прекрасно. Можете обвинять меня. Это я велел им укоротить его и подсластить. Но, Боже мой, вы же не выплеснете вместе с водой ребенка?
Все, находившиеся в комнате, понимали, а Шейн лучше других, никто не сможет его остановить. Он подошел к столу и встал рядом с Логаном.
— Для чего мы все здесь, черт возьми, собрались? Я имею в виду не эту комнату, а институт. В нашей стране рак — серьезнейшая проблема. И особенно рак груди. Так ведь? И я не думаю, что мы идем семимильными шагами к победе над этой болезнью. Смертность от нее на том же уровне, что и двадцать лет назад. Кто хочет, чтобы все так и продолжалось? Самое ужасное, что мы до сих пор не понимаем механизма болезни. И вот наши друзья предлагают идею, кажется, они нашли путь, как ударить по ней в самый корень. На мой просвещенный взгляд, основанный на двадцатилетием опыте, это новая рациональная идея, очень тщательно продуманная, она дает реальную надежду женщинам, которым уже не на что надеяться. — Помолчав и оглядев сидящих за столом, ожидая, когда же наконец они оценят всю важность сказанного, он добавил: — Поэтому я прошу вас отбросить в сторону политику, интриги, слухи, предположения, все это сейчас не важно. Мы знаем — никто из заболевших не думает ни о чем другом, как о попытке встать на ноги, и у них только один вопрос, они смотрят в глаза врачу и спрашивают: «Мне надо пройти этот курс лечения?» И, если тот уверен, что пациентка подходит, она идет на этот курс. Вот истина. Может быть, она не совсем укладывается в теорию из учебников, но именно так это и происходит. — Он перевел дыхание. — И я скажу вам еще одно. Если, Боже упаси, этой пациенткой была бы моя жена, я бы хотел, чтобы она прошла этот курс лечения, даже если бы мне не были известны рамки его токсичности.
Комитет заседал при закрытых дверях не больше получаса и принял решение. Соединению Q разрешили более мягкий протокол, сократили его размах, определили более строго контролируемую версию предложенного.
Надпись на бутылке шампанского, появившейся у дверей Сефа Шейна, не претендовала на оригинальность. Сделал ее Логан, и все трое подписались: «Мы никогда не сможем выразить вам свою благодарность».
Согласно указаниям комитета команда соединения Q должна была нанести удар — добиться положительных результатов на первых же пятнадцати пациентах. Это означало, что масса опухоли должна уменьшиться наполовину.
Задача пугающая. Но, несмотря на это, несколько дней после заседания Логан буквально летал. Наконец они получили возможность доказать, что лекарство и активно, и относительно безопасно.
Они знали, что их идея уязвима с точки зрения токсичности. Допустим, лекарство на пациентов не повлияет, конечно, это неудача. Но и она стоила их усилий. Но, если от лекарства пациентам станет хуже или вообще оно убьет их, — это катастрофа. И для врачей такая же страшная, как и для больных. Еще до Гиппократа в медицине утвердилась истина: жизнь пациента — святое. И если кто-то из врачей, несмотря на лучшие намерения, подрывает веру пациента в себя, может встать вопрос о его профессиональной непригодности.
Начиная исследования, они были полны решимости сделать все возможное, чтобы избежать подобного несчастья.
А это означало — на первое место надо поставить отбор пациентов.
— Легко, — сказал Шейн. — погубить хорошее лекарство плохим лечением. Наилегчайший путь — набрать тех пациентов, у кого вообще мало шансов на успех.
К сожалению, почти каждый потенциальный кандидат входил в эту категорию. Потому как после установления диагноза их уже лечили химиотерапией или облучением. А после этого, как правило, у пациента появляется сопротивляемость одной терапии, и она сохранится при применении другого лечения.