Серебряная свадьба
Шрифт:
Д а ш а. Ну, конечно, Даша всегда плохая была. Даша во всем виновата!
О л я. Мать с отцом в гроб вогнала! Где ты вступишь, там кто-нибудь погибнет. И так всю жизнь… Вот начиная с Агнивцева…
Д а ш а. Он же зверь был!
О л я. Он стал — зверем. Стал! И ты в этом тоже виновата. Ты ведь ему женой была… Жена! Самый близкий человек.
Д а ш а (тихо). А ты думаешь, в Красной Армии все ангелы были?
О л я. Не знаю. Но, судя по Арсению Васильевичу…
Д а ш а. Ну, твой муж — он, конечно, исключение. Таких, как он, один на тысячу. К революции он уже
О л я. У тебя вся жизнь — искус…
Д а ш а (серьезно). Quelle excellente id'ee! [7] (Не сразу.) Может быть… А потом ведь тогда — «не ты убьешь, тебя убьют».
7
Какая отличная идея! (франц.)
О л я. Стра-ашно иногда с тобой… В одной семье воспитывались. Одной матерью рождены… А как будто с разных планет.
Д а ш а (попыталась улыбнуться). Мы с тобой действительно с разных планет.
О л я (оглядывает Дашу). Вроде бы тургеневская барышня. Коса до пояса. Худенькая, тонкая… Глаза такие… зеркальные… Просто не от мира сего…
Д а ш а. А жизнь вон как повернулась. Помню, еду я в теплушке из Сибири… Вы где-то потерялись. Толя расстрелян. К большевикам обратного пути нет. Еду и думаю. Вот, Даша, кончилась революция, война. Все чего-то добились…
О л я. Вот-вот, тебе лишь бы добиться чего-то…
Д а ш а. …всех где-то ждут. А кто я? Вдова белогвардейца? Бывшая чекистка. Бывший член партии. А теперь… просто обывательница. С неоконченным университетским образованием. (Пауза.) Я с Валерием Яновичем в тридцать шестом в Кисловодск приезжала. Бедная мамочка, ее там и похоронили в Кисловодске. А теперь и могилы не найдешь…
О л я. Вспомнила… И мама одна умерла. И отец. Всех разбросало по свету. Отец на два года маму пережил. «Вы взрослые, у вас своя жизнь. А я на мир иначе смотрю. Меня здесь ничто не держит». И все за тебя переживал.
Д а ш а. Мы-то на сколько их пережили? Ведь им за пятьдесят было…
О л я. Ты приключениями жила. А мне пришлось с пятнадцати лет отца и мать кормить. Папу-то ведь никуда не брали. Лишенец, мать больная. А что я умела? Шишки в лесу собирала, потом на машинистку учиться пошла. У меня одна блузка была. Я ее вечером постираю, а утром, еще непросохшую, надевала. Люди обедать идут, а мне не на что. Помню, старый бухгалтер, Троицкий его фамилия, осторожно так булку мне оставлял. А я краснею, не беру.
Д а ш а. Отец же мог эмигрировать. Что-то там за границей оставалось в банке.
О л я (повысила голос). А он не эмигрировал! Помнишь, как он говорил: «Даже если пожар в твоем доме, то от огня не бегут. А стараются спасти, что могут!» Вот так.
Д а ш а. Неудобно все-таки, что у вас первый этаж. Вон идет, заглядывает.
О л я. А я их просто не замечаю. Зато три ступеньки, и ты на улице. Мне сейчас на какой-нибудь четвертый уж не под силу было бы подниматься. Сколько раз на день-то выскочишь. То одно нужно. То другое…
Д а ш а. Ты пиры-то всегда была любительница закатывать. К тебе и идут поесть… Ко мне-то на день рождения никого не затащишь. В Русановку-то…
О л я. Я приезжала.
Д а ш а. Ты сестра.
О л я. Сестра… (Внимательно смотрит на Дашу.) Я вот часто думаю — несчастная ты, Дашка.
Д а ш а. Почему?.. Ce n’est pas seulement ca! [8]
О л я. Не знаю. Конечно, не только в этом! Но все равно несчастная…
Д а ш а. Ну, ты простила, что я к Виктору… К его звонку приехала. С утра я просто… просто потеряла память. Perdu la m'emoire [9] .
8
Дело не только в этом! (франц.)
9
Потеряла память (франц.).
О л я (не сразу). Никто бы тебя пальцем не тронул, если бы ты сама не лезла. И в революцию, и в тридцать седьмом… И когда с завода тебя выгнали… Тебя же отовсюду или гнали… или сажали…
Д а ш а. Но я же права была…
О л я. Неудовлетворенность в тебе какая-то…
Д а ш а. А в тебе нет?
О л я. По-разному. Только у меня всегда кто-то на руках. Или Виктор… Или родители. Или Арсений Васильевич больной… Некогда мне было о себе думать.
Д а ш а. За всю жизнь?
О л я. Мне иногда казалось, отпусти я себя, хоть на минуту, весь мир развалится.
Д а ш а. Не знаю, и как ты всю жизнь ухитрилась за чьей-то спиной? За своим старым большевиком.
О л я. Да окстись ты, Даша. Ну, не хочу на тебя злиться, а все равно зло берет! Позавидовала! Да Арсений Васильевич столько лет болел. Как мы перебивались. Ребята малые. Что он мог заработать-то… Копейки в доме лишней никогда не было. Думаешь, легко двух парней поднять! Четырнадцать человек на кухне. Все на одной конфорке… Из двери дует… А ведь трое мужиков, их кормить, обстирывать, одевать, обувать нужно было… Позавидовала тоже! Да и в отдельной квартире мы же совсем недавно.
Д а ш а. Ну, Виктор рано начал зарабатывать. Помогать вам. Еще студентом все лето работал. Я помню…
О л я. Я на Виктора не жалуюсь.
Д а ш а. Может, я и не права была когда. Еду к тебе, говорю себе, молчи, сгибайся… так нет же, mais non [10] .
О л я. А зачем же сгибаться?
Д а ш а. Молчи, говорю себе, дело прошлое. А увижу Виктора — не могу! Он тебе «мама, мама…». А мне прямо ножом по сердцу!
О л я. А кто же я ему, как не мама?
10
Так нет же (франц.).