Серебряная свадьба
Шрифт:
Д а ш а. Помнишь, у Северянина:
Летят, летят песчинки Навстречу бытию, Крестины и поминки Вплетая в нить свою…О л я. Это не у Северянина.
Д а ш а. А у кого же? У Северянина!
О л я. Нет! Кажется, у Балтрушайтиса!
Пауза.
Д а ш а. Нет! Не бедная наша мама была.
О л я. Правильно мама говорила про нас: «Никто в меня не пошел. Обе в отца — такие же дикие…»
Д а ш а (смеется). Есть… есть это…
О л я. А какая у отца библиотека была, помнишь? Ведь он, бывало, обложится книгами, день и ночь читает, читает… Что-то выписывает. Даже к столу не выходил. А уж мужики к нему со всей округи сходились. Он для них всех один адвокат был. И к губернатору по их делам ездил. И в Москву, в сенат. Любили его люди.
Д а ш а. Иначе в революцию мы бы не спаслись. Помнишь, вокруг-то всех сожгли. И Агкошковых, и Шмелиных, и Срезневских.
О л я. Прошение напишет, бывало, меня зовет. «Читай!» А потом спрашивает: «Ведь убедительно, а? Ведь последнему идиоту должно быть ясно? Что мужик-то прав!» Потом махнет рукой, запрется в кабинете. Дня два не выходит, пьет. Потом бросит все, укатит куда-нибудь…
Д а ш а. А помнишь, как петь любил? И голос у него какой был. Как у Нестеренко. Правда! Помнишь, его любимое… «Не искуша-ай… меня-а без нужды…»
О л я. Да ты что, Дашенька! Совсем с ума сошла! Что люди подумают. Две старухи запели! (Смеется.) Еще подумают — пьяные…
Д а ш а. Это он меня на юридический уговорил идти. У самого-то специального образования не было. Только Пажеский корпус кончил. И через два года в отставку вышел. Это уж потом я на медицинский перешла…
О л я. В пятом году, когда я родилась.
Д а ш а. Он тогда отказался в путейцев стрелять. Ему этого не простили.
О л я. А помнишь, уже в революцию. Он принес все наше золото и прямо в Дворянском собрании положил на стол. Говорит: «Жертвую на бедных, покалеченных. Но боюсь, что попадет все это богатым и здоровым!»
Смеются, счастливые.
Д а ш а. Нет, все-таки какой талантливый и какой беспутный был человек. Ведь за что ни брался — все у него получалось. И все в один момент бросал. «Я на жизнь иначе смотрю!» — любимые его слова. Все чего-то искал. Могучий человек был. Тройку лошадей за дышло останавливал. Богатырь! Ему врачи говорили: «С вашим здоровьем сто пятьдесят лет жить надо». А прожил всего ничего…
О л я. Русский характер… «На все, кажется, тебя хватит». Я тоже в молодости думала — сноса мне не будет!
Д а ш а. Как Мишка на деда похож!
О л я. Да, копия. Боюсь поэтому за него. Все что-то ищет. Все начинает, не удовлетворяется… Добьется чего-нибудь, в Москве напечатается… Час-другой рад, а потом машет рукой: «Все это ерунда! Бред!»
Д а ш а. И фигура та же, и лицо… Только отец все-таки покрупнее был…
О л я. А знаешь, Даша, ничего в жизни, оказывается, не пропадает. Сколько уж лет прошло, как отца на земле нет! А теперь он вроде бы в Мишке снова родился! И такой же неподкупный! И щепетильность такая же… И добрый… И мягкий такой же… Всем все готов раздать.
Д а ш а. Ну, зря ты так… Михаил твой — человек. Таких в городе три-четыре наберешь. И как ни смешно, все это знают. Мне одна врачиха — я у нее на приеме была, — как она узнала, что я его тетка, так прямо не знала, куда меня посадить. Какие лекарства выписать! Так что у людей своя табель о рангах, bien entendu [18] . Вот какой у тебя сын!
О л я (поцеловала сестру. Молчит). Только бы не увлекся этим… зельем. Отца-то нашего в конце концов оно же погубило.
18
Разумеется (франц.).
Д а ш а. В России порядочный человек всегда через это проходил.
О л я. Уж быстрее бы, что ли…
Д а ш а. Знаешь, как говорят: «Пьян, да умен, два угодья в нем!»
О л я. Это раньше так говорили, а теперь посмотришь… Такой страх берет!
Д а ш а. Ну вот, повспоминали… Так и легче! Правда ведь?
О л я. С кем мне еще поговорить? У детей своя жизнь. Да и не всё они поймут! Для них наши заботы, мысли, воспоминания — это так… Они все это только к старости поймут.
Д а ш а. Еще доживут ли? До старости!
О л я. Да что ты такое говоришь?
Д а ш а. А война? Думаешь, не будет?
О л я. Я-то откуда знаю!
Д а ш а. Ты-то телевизор каждый день смотришь. А в газетах что пишут?
О л я. Не дай бог… (Вздохнула.) Тогда уж ничего не останется. Нам-то что… молодых жалко.
Д а ш а. Внучат особенно. Мишка с Виктором все-таки пожили. Что-то повидали, а ребята…
О л я. Нет, лучше не думать об этом!
Д а ш а (очень серьезно). Вот посмотрим, что Женева в конце концов даст.
О л я. Я этого ничего не знаю, но думаю — наши не допустят!
Д а ш а (вздохнула). Если бы только от наших зависело!
О л я (встрепенулась). Звонят, кажется? Телефон…
Д а ш а. Показалось.
О л я (смотрит на часы). Самое время вроде…
Д а ш а. Нервная ты какая стала. Отдохнуть бы тебе…
О л я. А кто меня заменит?
Д а ш а. Целыми днями как белка в колесе мечешься. И то Мишеньке надо, и другое… А он вот взял — и к своей пассии укатил. Прямо как дед! (Смеется.)