Серебряная свадьба
Шрифт:
Н и к о л а с. Я там кое-что привез.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Отдай Кате.
Николас уходит на кухню.
Грач оценивающе смотрит на Тоню.
Т о н я (Варваре Архиповне). Осетринки бы сейчас. Икорки красной… с зеленым луком!
В а р в а р а А р х и п о в н а (задумавшись). Где их возьмешь?
Т о н я. Могу!
Г р а ч. У меня машина внизу.
Т о н я. А мне это
Г р а ч. А деньги?
Т о н я. Здесь я пас.
В а р в а р а А р х и п о в н а (решая про себя). Да, да, прогуляйтесь с племянницей. Сегодня должен стол ломиться. (Выпроваживает их из квартиры.)
Н и к о л а с (возвращается из кухни, в некоторой растерянности). Как-то все глупо получилось! Откуда эта племянница? Так хорошо сидели. Катя почему-то расплакалась на кухне.
В а р в а р а А р х и п о в н а (села рядом с Николасом на тахту). Главное, что ты вернулся. Ой, а седины-то у тебя… Все спрашивают — что такое счастье? А оно такое простое — видеть людей, которых ты любишь, чтобы они были рядом. (Поцеловала сына.) А они вечно куда-то исчезают. Их уносит какая-то неистребимая, непонятная сила. (Снова поцеловала Николаса.) И за что бог мне дал такое счастье? В общем-то, я его, наверно, не заслужила.
Н и к о л а с. Ну что ты, мама!
В а р в а р а А р х и п о в н а. Ты ведь не знаешь, почему я тебя усыновила.
Н и к о л а с. Нас все любили, когда мы приехали. Испанские дети!
В а р в а р а А р х и п о в н а. Кажется, единственный раз любили все, от дворников до маршалов! Все лучшее — испанским детям! Артеки разные! Цветы! Санатории! Подарки. Но это были все… А я тебя взяла очень смешно…
Н и к о л а с. Подала заявление.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Нет! Сначала был матч на «Динамо»… Футбол… Я пришла с одним очень нравившимся мне чином из Осоавиахима. Он был страстный поклонник футбола. Команда испанских детей играла с нашими. Наши-то были почти взрослые, лет шестнадцать-семнадцать, а ваши — совсем дети… Черненькие, юркие, но такие целеустремленные. Просто маленькие молнии!
Н и к о л а с (вскочил). Мы выиграли 3 : 0. Один гол забил Карлос Фуэнгос с моей подачи. И Гомес играл. Помнишь, он еще к нам приходил в сорок девятом…
В а р в а р а А р х и п о в н а (настойчиво). А этот Саша Кулев… ну, из Осоавиахима (смущенная), только на тебя мне и показывал. «Ты посмотри, что он делает?! Варя, ты только посмотри!..»
Н и к о л а с (не без гордости). Я был не лучший.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Нет, ты был лучший. Для него и для меня. Его скоро не стало… а ты так и остался навсегда для меня лучшим… Единственным… смыслом.
Н и к о л а с. А почему ты никогда не говорила об этом?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Пришло время… Когда надо успеть все сказать своему ребенку.
Н и к о л а с (улыбается). Которому к пятидесяти.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Для меня ты всегда будешь тем двенадцатилетним чудом, на которого мы смотрели вместе… с ним…
Н и к о л а с. Как она?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Ты выбрал меня… в нашей войне Алой и Белой розы. Теперь я вечная твоя должница.
Н и к о л а с. Ну будет об этом.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Нет, нет! Надо договорить. У тебя была бы семья… Какая-никакая, но семья…
Н и к о л а с. «Никакой» мне не нужно. (Лег, уткнувшись головой в подушку.) Положи мне руку на голову, как раньше…
В а р в а р а А р х и п о в н а. Тебя знобит?
Н и к о л а с. Мне нужно взять еще один, последний барьер… И все! Передо мной будет долина света, радости, вечности…
В а р в а р а А р х и п о в н а. Если бы я могла для тебя что-то сделать. Но что я? Жалкая старуха.
Н и к о л а с. Не говори так!
В а р в а р а А р х и п о в н а. Ты что дальше-то собираешься делать? Здесь будешь жить? Или там? И с семьей тоже надо что-то решать. На меня уж надежда плоха. А тебе одному жить… не сладко.
Н и к о л а с (сорвался). Но я же не один… Хотя бы здесь, в этом доме.
В а р в а р а А р х и п о в н а. А там? Все-таки родная кровь. Ты как твои братья. Тебе нужен большой дом, высокие стены, большая семья.
Н и к о л а с. А здесь? Я же привез им все! Деньги, славу, любые премии! Они же хотя бы из благодарности должны понять, кто я для них…
В а р в а р а А р х и п о в н а (качает головой). Не этого ищи у людей.
Н и к о л а с. Я же еще не сделал последний шаг. Я еще формально там… Я знаю, сколько стоят мои бумаги. Я знаю, что могут дать эти деньги! Я уже знаю и тот мир. И здесь мой дом… и там мой дом! И я не только человек этого порядка, но и человек того мира. Ты его не знаешь. Там есть свои ценности. Свой пафос. Свои наслаждения. А я ведь только человек… и не слишком счастливый… (Тихо.) Иногда мне кажется, что на свете нет более одинокого, чем я…
В а р в а р а А р х и п о в н а. А ты не стесняйся — поплачь! Ты ведь не просто испанец. А испанец, воспитанный в России. А к нам без слез истины не приходят.
Н и к о л а с (не сразу). Я не умею.
В а р в а р а А р х и п о в н а (погладила его по голове). На жизнь надо смотреть эпически.
Н и к о л а с (растерянно). Как?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Эпически! Пока человек знает, что его мозг нормален, — какие могут быть беды? Какие несчастья? Какие вздохи? Но помни — тебе уже скоро будет не на кого надеяться!
Н и к о л а с (обернувшись). Не надо об этом.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Будем смотреть правде в глаза. Решай, как тебе лучше. Я на все согласна. (Погладила его по голове, улыбнулась и пошла в кухню.)
Николас смотрит ей вслед, потом быстро уходит за ней. Из лоджии появляется Н и к и т а, встрепанный, растерянный, с бумагами в руках.
Н и к и т а (кричит). Катя… Катя!
<