Серебряная свадьба
Шрифт:
— Ты так и не сказала мне — почему. Откуда такая ненависть?
— Это не ненависть, это решимость. Откуда? Наверное, из-за того, что у тебя слишком холодный взгляд, Фрэнк. Я долго не замечала.
Вернулась Рената. Они встали, пора было уходить.
— Ты ведь будешь приезжать на совещания… И вообще? — спросил Фрэнк.
— Не на все. Я думаю, если мы хотим, чтобы проект расширения на севере удался, нельзя создавать впечатление, будто мы чуть что мчимся в Лондон. Самые важные решения должны приниматься на месте. Иначе там подумают, что мы всего лишь захолустный филиал, и не станут воспринимать нас всерьез.
Конечно, она была права, права, как всегда.
Он проводил ее до такси и придержал дверь. Она
На какой-то миг их взгляды встретились.
— Мы оба победили, — тихо сказала она. — Можно так сказать.
— Или не победил никто, — печально заметил он. — Можно сказать и так.
Когда они с Ренатой шли к своему «роверу», он обнял жену за плечи.
Этот вечер не пройдет для них бесследно. Но их жизнь лишь дала маленькую трещинку. А могла разбиться вдребезги. И это, можно сказать, тоже была победа.
8. ДЕЙРДРА
В статье говорилось, что любая женщина может стать настоящей красавицей, стоит только выделить для этого по двадцать минут в день. Сладко потянувшись, Дейрдра бросилась в кресло и придвинула к себе пакет сухого печенья. Естественно, двадцать минут в день она может выделить. Да и кто бы не смог? В сутках, слава тебе Господи, двадцать четыре часа. Двадцать минут — сущая ерунда.
Она повторила эти слова — настоящей красавицей! Когда-нибудь так будут говорить о ней, она уже мысленно это слышала. Не правда ли, Дейрдра настоящая красавица? Кто бы мог вообразить, что она уже двадцать пять лет замужем. Подумать только, у нее трое взрослых детей.
Она удовлетворенно вздохнула и принялась за чтение. Посмотрим, что от нее потребуется. В ее жизни теперь есть маленькая тайна — эти двадцать минут в день. А результат будет поразительный.
Для начала, говорилось в статье, необходимо посмотреть на себя трезвым взглядом и определить свои достоинства и слабые места. Дейрдра достала из сумочки маленькую серебряную ручку. Как забавно! Жалко, что приходится заниматься этим в одиночестве. Ее старшая дочь Анна сказала бы, что она и так хороша, не нужно выискивать недостатки фигуры и подсчитывать морщинки. Хелен, ее вторая дочь, сказала бы, что это абсурд — придавать такое значение внешности, когда в мире столько страдания. Непозволительная роскошь тратить время на изучение своих изъянов и раздумывать о том, какие у тебя глаза — глубоко посаженные или близко поставленные.
А ее сын Брендан, живущий далеко в Ирландии, в деревне, на родине своего отца… Что бы сказал Брендан? Она поняла, что уже практически не может представить себе, как бы отреагировал Брендан. Сколько ночей она плакала после того, как он покинул родной дом, ничего толком не объяснив и почти не извинившись. Но потом, когда он прямо спросил ее по телефону… Когда он вклинился в ее плач со своим вопросом: «А если бы все было в твоих руках, если бы ты могла выбрать мне судьбу и решить, чем мне заниматься, что бы ты для меня выбрала, какое хорошее и важное дело для меня бы нашла?» — она не знала, что ответить. Ей бы хотелось, чтобы все было по-другому, но она не могла так сказать — это был не ответ. Все равно что желать, чтобы круг сделался квадратным или черное белым.
Но в этой статье о макияже утверждалось, что есть вещи, которые можно и должно изменить. Вот, скажем, форма лица — если подойти с умом, немножко румян и осветлитель для волос могут творить чудеса. Дейрдра весело посмотрела на схемы — она обязательно освоит эту науку. Хуже не придумаешь — когда берешься за что-то, но делаешь это кое-как. Только выставлять себя на посмешище.
Так бы, наверное, сказала когда-то Морин Бэрри. Хорошее было время. Мать Дейрдры и миссис Бэрри крепко дружили, и девушкам предоставлялась полная свобода действий, пока они были вместе. Дейрдра подумала о каникулах в Солтхилле, куда они с Морин ездили много лет назад. Свой дом на Розмари-драйв она назвала Солтхиллом в память об этом морском курорте, но название на калитке настолько ей примелькалось, что уже не вызывало воспоминаний о море, солнце и безграничной свободе их юности.
С Морин скучать не приходилось, и они обе знали, что у них нет и не может быть друг от друга никаких секретов.
Так продолжалось вплоть до того, лондонского лета, которое все переменило для них обеих.
Дейрдра подумала о других девушках, с которыми они учились в университете, которые в конце концов стали юристами или повыходили замуж за юристов. Интересно, часто ли они задавались вопросом, что стало с белокурой Дейрдрой О'Хаган? Они знали, что она рано вышла замуж, может быть, стоит даже поместить в «Айриш тайме» объявление о ее серебряной свадьбе. Напомнить им, ткнуть их носом, этих задавак. Дублин они считали центром мироздания, а весь остальной мир знали только понаслышке; «Хэрродз» для них был просто магазином, а Челси — просто местом проживания. Пиннер? Они произносили это «Пиннер» так, будто речь шла о какой-то деревушке в ирландском захолустье. А, так это в северном Лондоне?.. Понятно. Кто виноват, что они так невежественны и нигде не бывали? И все-таки она поместит объявление. Или, может быть, это должны сделать дети. Несколько строк с наилучшими пожеланиями по случаю двадцатипятилетней годовщины. Надо будет посмотреть в газетах, как это нынче делается.
Как жалко, что они уже не так дружны с Морин Бэрри. Если бы можно было вернуть то время, она бы просто набрала номер телефона и спросила у нее. Без всяких околичностей. И еще поговорила бы с ней об овале лица и о том, как скрыть морщинки у рта. Но теперь она уже ни о чем таком не поговорит с Морин. Никогда. Годы слишком все переменили.
Рядом не было никого, с кем она могла бы разделить удовольствие от этой затеи по улучшению внешности. Многие ее соседки работают, они либо и без того разбираются в подобных вещах, либо у них нет времени этим заниматься. В любом случае Дейрдре и в голову не пришло бы посвящать их в свои дела. Они и не узнают, какое важное место занимает эта мысль в ее жизни, так как это ее шанс доказать, что четверть века прошла не даром, что она чего-то достигла. Целью Дейрдры было скорее произвести на соседей впечатление, чем разделить с ними удовольствие. В сущности, они ничего для нее не значат, не то что дублинцы, и все же приятно показать им, что Дойлы — люди достойные, с которыми надо считаться.
Что бы сказал Десмонд, увидев, что она так скрупулезно изучает эту статью? Что-нибудь высокопарное вроде того, что она и так настоящая красавица? Или он всего лишь произнес бы «чудненько» своим странным, равнодушным тоном, как он частенько говорил, думая при этом о чем-то своем? Или он бы сел и сказал, что не стоит поднимать суету и начинать все эти приготовления. Десмонд часто говорит ей: «Не стоит поднимать суеты». Она терпеть этого не могла, вовсе она не поднимает суеты, просто следит за тем, чтобы все делалось как положено. Если бы все эти годы никто не тормошил, не подстегивал тяжелого на подъем Десмонда, интересно, что бы с ними сейчас было?
Нет, она не станет делиться с мужем своим тайным замыслом стать настоящей красавицей. Давно-давно, в то странное лето, когда все началось, Десмонд лежал на узкой кровати и любовался ею, пока она расчесывала свои длинные светлые кудри, и говорил, что всегда считал эти слова из песни — «персик и сливки» — сентиментальной чепухой, пока не увидел прелестное лицо Дейрдры. Вот он тянется к ней и говорит: давай помогу, надо взбить еще этих чудесных холодных сливок, можно немножко здесь, на шее… и на плечах. И… С трудом верилось, что Десмонд был таким. Но в журнале говорится, что всю эту свежесть можно вернуть, главное — правильный уход за кожей.