Серебряная свадьба
Шрифт:
— Как же так, может, мы с тобой давно не говорили, и я еще не успела…
— Господи, мы созваниваемся каждое воскресенье, уже тысячу лет! Ты говорила со мной четыре дня назад!
— Дейрдра, дорогая, что-то не так? Ты какая-то странная. Можно подумать, мы ссоримся.
— Я не знала ни о каком путешествии. Куда ты едешь?
— Сначала в Италию, а потом садимся на корабль в Анконе и оттуда отплываем…
— Куда?
— По разным местам… Корфу, Афины, Родос, Кипр и еще какой-то город в Турции…
— Это же круиз, мама, ты едешь в настоящий морской круиз!
— По-моему, это
— Ничего себе вояж!
— Ну, остается только надеяться, что там везде будет не очень жарко. Наверное, для такого путешествия это не самое лучшее время.
— Почему же ты едешь?
— Потому что так получилось. И вообще, хватит об этом. Так мы с тобой встретимся?
— Встретимся? Ты хочешь ко мне приехать? Сейчас? Эйлин О'Хаган рассмеялась.
— Ну, Дейрдра, большое спасибо, ты — само гостеприимство! Но, вообще говоря, я не собиралась в твой Пиннер… Я подумала, может, лучше ты приедешь сюда и мы вместе перекусим или выпьем кофе.
Дейрдру выводило из себя, когда Анна говорила ей «твой Пиннер». Это звучало так обидно, можно подумать, она живет в каком-то захолустье, в стороне от всего на свете. И надо же, ее собственная мать, которая сама из Дублина и вообще не знает, что где, говорит ей то же самое.
— Где ты остановилась? — спросила Дейрдра, стараясь не показать своего раздражения.
Ее мать остановилась в гостинице в центре — в самом центре, сказала она, всего две минуты ходьбы от Пикадилли-Лайн, и ты уже в вестибюле гостиницы. Просто замечательно. Найти ничего не стоит.
— Я знаю, как туда доехать, — заверила Дейрдра, вся белая от злости.
— Тогда, скажем, в здешнем баре в час тридцать… Успеешь?..
Дейрдра оставила на столе записку Десмонду. В последнее время он почти не бывал дома. Его отношения с «Палаццо» еще не завершились. Фрэнк Куигли сказал, что такого работника, как Десмонд, решившего открыть собственное дело, следует проводить достойно. То есть не ограничиться выходным пособием, премией, наградными и так далее. Дейрдре хотелось надеяться, что ко дню серебряной свадьбы все формальности будут улажены.
Понуро поднявшись наверх, она надела свой лучший костюм. Волосы были сальные, тусклые. Она планировала попозже вымыть голову, теперь на это не было времени. Свою дорогую сумочку она отдала в ремонт — сломался замочек. Запястье было обмотано бинтом не первой свежести — она обожгла руку о кухонную плиту. Менять повязку не стала — ей сказали, что лучше это делать в больнице.
В подавленном настроении и со смутным страхом в душе Дейрдра Дойл отправилась на встречу с матерью. Она чувствовала себя серой и непривлекательной. Поймав свое отражение в окне поезда, везущего ее на Бейкер-стрит, она решила, что выглядит, как и должна выглядеть. Немолодая уже домохозяйка из пригорода, жена человека не сказать чтобы преуспевающего, у которой нет ни работы, чтобы занять ум, ни денег, чтобы как следует одеться. К тому же, страдающая от синдрома опустевшего гнезда. Быть может, страдающая как никто другой. И правда, одна дочь мечтает принять постриг в монастыре, где ее не очень-то жаждут видеть, другая иногда не появляется у родителей по две недели, а сын, любимый сын, покинул ее, уехал жить в другую страну.
Она была уверена, что они с матерью поссорятся. Ей не понравился тон их разговора, было в нем что-то такое… Мать была нетерпелива, одергивала ее будто непослушную девчонку.
Все это было неприятно, но она постарается держать себя в руках. Жизнь научила ее терпению: ссоры на Розмари-драйв редкость. Дейрдра всегда этим гордилась. Это как бы оправдывало все прожитые здесь годы и все, что здесь происходило.
Эйлин О'Хаган сидела в углу обшитого панелями бара, точно завсегдатай. Выглядела она отлично, на ней была кремовая блузка, бежевые полотняные жакет и юбка; волосы только что уложены; должно быть, пока ее дочь мучилась, добираясь до центрального Лондона, она мирно сидела в парикмахерской. Сразу было видно, что чувствует она себя здесь совершенно раскованно, на душе у нее легко и спокойно. Она читала газету, и, если только не ломала искуснейшую комедию, читала ее без помощи очков.
Ей было шестьдесят семь лет, но она казалась как-то моложе и свежее собственной дочери.
Как раз в эту минуту Эйлин О'Хаган подняла глаза и широко улыбнулась. Подходя к матери, Дейрдра внутренне напряглась, движения ее стали скованными. Они поцеловались, и миссис О'Хаган подозвала официанта, с которым уже явно успела познакомиться и даже подружиться.
— Бокал вина с содовой, — сказала Дейрдра.
— Может, что-нибудь покрепче, чтобы отметить приезд твоей старой матери в Лондон?
— Не может быть, что вы — мать этой леди, скорее сестра… — любезно заметил официант. Но для Дейрдры его слова прозвучали горькой правдой.
— Вино с содовой, — отрезала она.
— Дай-ка посмотрю на тебя… — начала Эйлин О'Хаган.
— Не надо, мама, я скверно выгляжу, лучше бы ты меня предупредила заранее…
— Но тогда бы ты подняла страшную суматоху и только измотала бы себе нервы…
— Значит, ты признаешься, что нарочно ничего мне не сказала, что у тебя не просто из головы вылетело?..
— Я лишь хотела как лучше, Дейрдра… Ты всегда принимаешь все так близко к сердцу, вот я и не стала ничего тебе говорить.
Слезы защипали Дейрдре глаза, она приложила огромное усилие, чтобы не выдать обиду.
— Ну, очень жаль, вот и все, что я могу сказать. Десмонд был бы очень тебе рад, и девочки расстроятся, что не повидались с бабушкой.
— Чепуха, Дейрдра. Анна работает, Хелен молится, у Десмонда дел по горло… Зачем поднимать суету?
Опять это ненавистное слово — суета! Дейрдра стиснула кулаки и заметила, что мать бросила взгляд на ее побелевшие костяшки. Это никуда не годится. Она же обещала себе, что не допустит никаких препирательств.
— Ладно, как-никак, мы встретились, — сказала она голосом, который показался ей до странности металлическим. — И ты, мама, выглядишь замечательно.
Эйлин О'Хаган просияла.
— Этот костюм — настоящая находка. Знаешь, я купила его три года назад в магазине Морин. У нее всегда был прекрасный вкус. Раньше я удивлялась, что некоторые вещи у нее стоят так дорого, но ее мать всегда говорила, что платишь за покрой и за то, что вещь никогда не выйдет из моды…
Она довольно похлопала себя по юбке.